Славяне, и без того уступавшие в числе варягам, теперь и вовсе ослабли. Несмотря на могучие удары, которые они обрушивали на мореходов, несмотря на то, что не жалея жизни бились славяне, они несли потери, а вот варяги – нет.
– Настал наш черед ударить, – наконец произнёс Гостомысл, – а то и вовсе город падёт. Ну, родичи, да прибудет с нами Перун.
Род Гостомысла ударил дружно и даже смог пробить стену щитов варягов. Казалось, мореходы должны были броситься бежать обратно в своё море, откуда они пожаловали, но предводитель варягов, который был одет в кольчугу и, по-видимому, был могучим воином, подал какую-то команду, и его люди быстро и умело вновь построили стену щитов. Может быть, если бы род Властимировичей ударил в тот момент, когда стена щитов развалилась, то мореходы были бы разбиты, но те просто стояли, по всей видимости, давая другим родам потерять побольше мужчин, и ударили уже в тот момент, когда было поздно.
Гостомысл понял, что, потеряв пятерых мужчин, он не только не заставил варягов отступить, но даже не мог сдержать их монотонного шага.
– Родичи! Отходим! Будем биться среди домов! Там каждый камешек силы прибавит! – закричал Гостомысл и, стараясь не подставлять врагам спины, стал пятиться.
Славяне бежали к своим домам, а варяги, почувствовав страх своих врагов, словно стали вдвое сильнее. Стена щитов рассыпалась, и мореходы погнались за своими жертвами, поражая тех, кто не мог быстро бежать, так как был ранен. Гостомысл просто ревел от досады и боли. Семь мужчин! Семь родичей, из которых двое – его сыновья. Перун, видно, не хочет простить ему того, что он осудил невинного. Видно, бог Праве пожаловался Перуну, и теперь тот карает его.
Гостомысл, конечно, надеялся, что его павшие лишь ранены и он ещё в этой жизни сможет попировать с ними. Но чтобы такое случилось, надо прогнать проклятых варягов, а те теперь только обретали свой истинный образ. Трое мореходов набросились на него. Гостомысл усмехнулся. Они надеются его, одного из лучших боев Старгорода, одолеть всего втроём. Гостомысл, легко отбив обрушившийся на него удар щитом, стремительно ударил сам, и варяг пал.
– Перун! – закричал Гостомысл и обрушился на второго.
Казалось, удары, которыми он осыпал своего врага, должны были сокрушить его, но тот смог выдержать их все, а после вместе с товарищем стал бросаться вдвоём на одного Гостомысла, который теперь уже сам перешёл к обороне, всё чаще закрываясь щитом.
– Óдин! – расслышал Гостомысл, когда тяжёлый удар сокрушил его. Он повалился на землю, прижимая руку к рассечённой ноге.
Гостомысл попытался встать, но видел, как вместе с кровью силы быстро оставляют его. Видел он, как, пытаясь пробиться к его телу, нашёл конец ещё один из его сыновей и как пал супруг его дочери.
Гостомысл ревел и звал смерть, но смерть не наступала. Варяги не стали добивать его, но, слыша крики и почувствовав запах пожара, Гостомысл понял, что бой проигран. «Ну что ж, родичи, – подумал он, – скоро мы с вами встретимся в загробной жизни и там уже будем обсуждать, как надо было ударить». Ослабевший от потери крови Гостомысл закрыл глаза и провалился в беспамятство.
Он пришёл в себя от жуткой боли, чувствуя, как раскалённое железо сжигает его плоть в месте, где была нанесена рана, безжалостно выжигая гниение.
Гостомысл заревел, словно медведь, так как боль была нестерпимая. Стиснув зубы, он раскусил палку, которую ему вставили в рот, чтобы он не откусил себе язык.
Когда жечь прекратили, то он увидел перед собой Властимира, который и прижигал его рану.
– Властимир! Не думал, что в загробной жизни так же страдают от ран! Последний бой был не очень удачным, зато славным!
– К сожалению, Гостомысл, бой не закончен! Закончены лишь истории наших родов! Наши мужчины пали, город сгорел, а жёны и девы поруганы. Не многие успели убежать.
Гостомысл заревел на этот раз не от телесной боли, а от боли душевной.
– Кто выжил?
– Никто, Гостомысл! Никто! Среди павших лишь ты остался живым. Мой род также весь пал, сражаясь с варягами. Лишь мне судьба позволила выжить, но недолго мне осталось, – сказав это, Властимир показал на зияющую рану, которая уже гноилась.
Такую рану не прижжёшь, так как огонь умертвит человека и сердце его разорвётся. Да и, судя по всему, Властимир уже собрался в загробный мир. Странно, как он до сих пор ещё хоть как-то жив. Каких нечеловеческих сил стоят ему эти минуты. Видно, он не хочет вот так закрыть глаза и очнуться в загробном мире.
– Я вынес из пламени горящего города мальчика из рода Жирослава. Зовут его Воиславкой. Когда все побежали, я увидел его, держащего отцовское копьё, идущим принять свою смерть, и решил, что он должен выжить, чтобы больше никогда не случилось такого несчастья. Если бы мы ударили все дружно или если бы дружно стояли, не пуская врагов в наш город, то сегодня мы бы пировали, деля добычу, но Перун покарал нас за то, что мы радовались гибели друг друга!