В Таманском порту мы погрузились на большой плоскодонный бот и во второй половине дня отплыли к крымскому берегу. Шторм выдохся. Пролив начал успокаиваться. Наше суденышко, тихонько постукивая двигателем, неуклюже переваливалось с волны на волну.
Офицеры сидели и поглядывали на ясное небо. Плыть днем на беззащитном боте было безусловно опасно. Но что поделаешь, война ни с чем не считается. Настроение у большинства было неважное. В такие минуты всегда находятся люди, умеющие ободрить товарищей. Дивизионный инженер Модин пел, шутил, рассказывал анекдоты. Однако я видел, что овладеть настроением людей ему не удается. Тогда он придумал другое:
- Мина справа!..
Все вскочили. Модин, улыбаясь, сказал:
- Ошибся, это дохлый дельфин. Лица у всех просияли.
Полковник Ивакин, взглянув на офицеров улыбающимися глазами, сказал:
- Доведет нас инженер до инфаркта!.. А ну за борт его!
- С пустым желудком не страшно, Василий Николаевич. Легко будет плавать.
Блбулян слушал, улыбался, но мысли его были далеко. За эту ночь у него прибавилось седины. Из полка на плацдарме сейчас дрался батальон капитана Киреева. Я плохо знал этого офицера, а Блбулян отрекомендовал его так: "Горяч. Лопату не любит". И, помолчав, добавил: "С немцами шутить нельзя, они умеют долбить".
Наш мотобот резал и резал носом волны. Уже ясно вырисовывался окутанный дымом крымский берег.
Начальник штаба дивизии Бушин сидел с опущенной головой"
- О чем. думаете, Павел Фомич? - спросил его Копылов.
Пробираясь к Ивакину, я прислушался к их разговору.
- Целый месяц планировали, рассчитали до мелочей, а что вышло?
- Жизнь корректирует любой план, Павел Фомич. Особенно на войне.
- Но война имеет свои законы, которые не следует нарушать. Полезли к черту в глотку... Разве моряки не знали, что будет шторм? Знали. Докладывали? Докладывали. Ставка ведь тоже знала...
- Видимо, общие интересы требовали, - успокаивал его Копылов, но Бушин продолжал ворчать:
- Наблюдал я ночью, что Делалось. Вы и сами видели. А мы воздействовать ничем не могли. Даже моторной лодки для комдива не нашлось...
Мне нужно было поговорить с Ивакиным. После гибели полковника Ширяева юг плацдарма оказался без руководства.
- Василий Николаевич, - сказал я Ивакину, - придется тебе принимать тридцать первый полк. Больше некому.
- Слушаюсь, товарищ комдив! Зайцева можно с собой взять?
- Бери... Чует мое сердце, что будет у нас возня с левым флангом. Бери Зайцева, мы как-нибудь управимся, а вам работенки много будет, уж очень там у немцев подступы к Эльтигену выгодные.
Ивакин шевелил губами, но слов не было слышно: противник открыл артиллерийский огонь. Снаряды рвались вокруг мотобота. Снова, как ночью, вокруг поднимались столбы воды и обдавали нас брызгами. Старшина бота ускорил ход.
- Воздух!..
Вот уж совершенно бесполезная команда на воде. Нырять-то не будешь! В небе плыла шестерка "юнкерсов".
Самолеты пошли в пике. Счастье наше, что бомбы легли сзади мотобота.
- Повезло! - радостно крикнул Копылов.
От разрывов бомб волны забушевали сильнее. Мотобот нельзя было подвести близко к берегу: он мог сесть на мель. "Юнкерсы" пошли на второй круг. Навстречу им из солнечных лучей вынеслись наши "ястребки". "Хватит испытывать судьбу", - решил я и скомандовал:
- Приготовиться за борт!.. Иван первым бросился в воду.
- Товарищ полковник, - кричал он, стоя по пояс в воде, - прыгай, прыгай ко мне!
Я прыгнул. Иван схватил меня и потащил к берегу. Он был повыше меня и легче управлялся с волной. На берег выбрались мокрые. Все возбуждены: во-первых, проскочили, а во-вторых, - земля под ногами! Твердая земля. Крымская земля!
Навстречу бежал Ковешников. Лицо страшно усталое, а глаза довольные. Доложил: отбита девятая атака, боеприпасы на исходе, противник подбрасывает свежие силы из района Керчи.
- Майор, - сказал я ему, - ведите-ка меня на свой КП. Пока еще светло, нужно оглядеться.
Тут же, на ходу, крикнул Бушину, чтобы выбирал КП и налаживал управление. Занятый привычной работой, полковник, как говорят, втянулся в упряжку, был спокоен и деловит. Подошел попрощаться Ивакин. Я крепко пожал ему руку и напомнил:
- Быть тебе завтра именинником, Василий Николаевич. Огляжусь - пришлю Григоряна. Но полагаю, что сегодня именинником был Ковешников, а завтра - ты. Готовь оборону.
Ивакин улыбнулся:
- Встретим, Василий Федорович. Деться-то теперь некуда. Модина пришлите.
Вместе с Модиным, начальником разведки майором Полуром и офицером штаба майором Григоряном мы шли мимо поваленных, обвисших проволочных заграждений, мимо обезвреженных вражеских дзотов. На улице поселка стояли немецкие пушки. Эльтиген был сильно разбит артиллерийским огнем. Ковешников вел нас на северную окраину. КП полка находился в усадьбе, окруженной белым забором из камня. Едва мы вошли, навстречу поднялся высокий, стройный .офицер. Это замполит полка Мовшович.
- Отвоевались на сегодня? - сказал я, пожимая ему руку.
- Сейчас немцы притихли, а днем тут было дело, товарищ полковник, ответил он и с нескрываемой любовью поглядел на Ковешникова.
Я знал, что молодые офицеры дружны. Сегодняшнее трудное испытание еще больше сблизило их. По возрасту оба годились мне в сыновья. Они выросли в Новороссийской дивизии.
Ковешников взглянул на Мовшовича и сказал мне:
- Он дважды водил людей в атаку.
- Куда?
Мовшович показал рукой на северо-запад. Там, невдалеке от поселка, поднималась голая высотка.
- Вот туда, на высоту Толстова...
- Как? Как ты ее назвал?
- Это не я. Это солдаты ее так назвали. Бронебойщик Толстое с нее отбивал атаки. Три танка поджег - не пустил. Вдвоем остались с напарником - держат высоту. Пришлось помочь. Нужная высотка.
Ключевая высотка, ничего не скажешь. Сейчас, по словам Ковешникова, на ней укрепилась рота Мирошника. Крепкая рота. Из школы новороссийских боев.
- Стало быть, высота Толстова? Пусть будет так. Солдаты зря не назовут. А вы, товарищ Мовшович, напишите заметку в газету.
- С нами тут армейский корреспондент.
- Кто такой?
- Майор Борзенко.
- Тот самый?
Я видел, что Ковешников и Мовшович переглянулись. Они знали, что на Борзенко я был очень сердит за Анапу.
Борзенко был в Новороссийской дивизии, когда она освобождала Анапу, а в газете появилась статья, что город взяла другая дивизия. Позже мы узнали, что корреспондент не был виноват.
- Тот самый. Но вы, товарищ комдив, не беспокойтесь,- сказал Мовшович. Он нам здорово тут помог.
- Майор Борзенко при высадке проявил героизм, - сказал Ковешников. - Я вам подробно об этом доложу...
К тому времени, когда стало темнеть, мы успели изучить местность и оценить обстановку. Ковешников показал, с какого направления противник наседал в течение дня. Немцы, говорил он, атаковали с ходу, с большим упорством. Я спросил, каковы предположения на завтрашний день, каков возможный замысел противника. Ковешников ответил:
- Думаю, что опять нажмет с этого направления.
- А я думаю, что вы увлекаетесь, майор. Вы верно подметили: немцы атаковали с ходу, то есть их атаки были вынужденными и направление было вынужденным. За ночь противник остынет и выберет более выгодное направление удара. Определите, какую задачу будут решать немецкие командиры. Встаньте-ка на их место и прикиньте.
- Это мне ясно, товарищ комдив. У них задача одна - отрезать нас от берега, окружить и уничтожить.
- Точно. Как же ее лучше выполнить? На вашем фланге, если действовать со стороны Камыш-Буруна, местность для атаки невыгодна. Болото. Стесняет маневр. Высотки севернее Эльтигена в наших руках. Мирошника им не столкнуть. Следовательно, надо ждать, что за ночь противник подбросит силы, сосредоточит их на нашем левом фланге и откуда ударит по южной окраине Эльтигена: там местность подходящая, оттуда и будет резать. Согласны?