Спустя полчаса минометчики обжились на высоте. Коротков установил связь с огневыми, вырыл окопчик у подножия камней и, прижав к уху телефонную трубку, стал ждать приказаний и команд. Положив рядом автомат, который всегда брал на НП, Некрасов развернул карту и поднял к глазам свой «цейс».
Обзор был отменным. Деревня просматривалась от околицы до околицы. Темнели нахохленные соломенные кровли, чуть поблескивали в робких солнечных лучах крохотные оконца, серела каменная часовня с распятием Христа. Изредка мелькали фигурки немецких солдат. На огородах виднелись орудия, и из глубины деревни завивался дымок — наверное, полевой кухни. Некрасов схватился за автомат: что ж, он смог бы срезать перебегавшего фашиста… Встретив строгий взгляд Терехи, усмехнулся:
— Не боись, не буду.
— Знаю, шутите.
— Точно. У нас с тобой дело другое.
Он направил бинокль на синеющее крыло леса, прошелся по зарослям. Они показались пустынными. Никаких следов движения. Странно. Неужели противник не воспользовался таким богатым укрытием и все силы сосредоточил в Подворишках? Быть того не может. И офицер принялся внимательно изучать опушку, подлесок, кустарники — и не напрасно. Заметил полоски пустующих окопов, уходящую в тыл змею хода сообщения. Вон оно что, есть в лесу немцы, есть!
В ближайшие полчаса Некрасов прилежно трудился. Прислушиваясь к редким выстрелам из Подворишек, с помощью бинокля уточнял расстояние до деревни, отмечал цели на карте и все необходимые данные сообщал Дружинину, на огневые позиции. Ждал, что предпримет противник.
И ждать пришлось недолго. Грохнули орудия и минометы. Снаряды и мины пронеслись над НП и разорвались в желтом поле, кустарниках, где окопались наши немногочисленные стрелки.
Коротков забеспокоился. Дул в трубку, звал огневые, но все безрезультатно.
— Перебили, гады.
Места порыва провода было нетрудно определить: метрах в трехстах в тылу высоты чернели воронки от мин. Некрасов перехватил телефонную трубку, а Коротков молча пополз вниз по склону, чтобы восстановить связь.
Огневой налет прекратился. Из Подворишек раздавались короткие очереди. Немцы не показывались. Лес молчал.
Прижимая к уху телефонную трубку, Леопольд с беспокойством оглядывал окрестности. Он остался один между фашистскими и нашими позициями. Вообще-то чувство «нейтралки» было ему знакомо, и раньше случалось выбирать НП перед своей обороной. Но все же он был с товарищами — то с артиллерийскими разведчиками, то с дозором пехоты и уж непременно с Терехой, надежным, хладнокровным спутником. А теперь и его не было.
В голову полезли непрошеные мысли: ну-ка сей момент гитлеровцы двинут в атаку или пустят разведку — что тогда? Сразу же наткнутся на него. Это ясно. Придется отбиваться в одиночку. Уходить никак нельзя. Кто же станет давать целеуказания, руководить огнем? Положение, как он говаривал, «хуже губернаторского».
Отогнав тревожные мысли, Леопольд плотнее прижал к уху глухонемую трубку и снова впился глазами в бинокль.
Деревня едва подавала признаки жизни — замечались лишь редкие высверки у ближней околицы. Исчезли раньше мелькавшие фигурки солдат. Куда же они подевались? И зачем же немцы давали огневой налет?
Он перевел взгляд на посветлевшее крыло леса и тотчас понял, что происходит. Хитрость, шитая белыми нитками. Опушка кишела солдатами. Выдвигаясь из зарослей по ходу сообщения, они накапливались в сосновом подросте, выбегали на жнивье, развертывались в цепь. Срывая с плеч автоматы, изготавливались к бою.
Сейчас бросятся в атаку, ударят по правому флангу нашего батальона — а там едва ли наберется полтора десятка стрелков, — опрокинут их, сомнут… Эх, дать бы всей минротой огонь, зажать, придавить! Но нет связи. Что же ты, Тереха, скорей, скорей!
И Коротков словно услышал его. Он успел срастить порванный провод. В трубке захрипело, и тотчас прорезался знакомый голос ротного телефониста Кореневского. Мешкать было нельзя. Некрасов окликнул его по имени:
— Леша, Леша! Ты меня слышишь?
— Слышу, слышу. Узнаю!
— Дружинина, быстро…
Ну, теперь держись, фриц. Не отрывая глаз от развернувшихся в цепь фашистов, которых было не менее роты, Некрасов раздельно, четко передал целеуказание. Дружинин принял и доложил о готовности к бою.
— Огонь!
И началось. Минометчики били без пристрелки — всей ротой. Мины повисли в воздухе, кладя черные тени на высоту. Первые разорвались перед фашистской цепью. Ротный скорректировал огонь. Бурая, с ослепительными вспышками стена встала в самой гуще немцев. Те падали, как подкошенные. Редко кто из них пытался перебегать, стреляя не целясь, наобум…