— Это насилие — контрреволюция чистой воды! Мы тебя знать не желаем! Вон отсюда!
— Ну, хватит бузить. Всё это уже набило оскомину. И так тянули свою лямку дольше всех в России. Аж умаялись... Теперь отдохните. Так что будьте любезны подчиниться решению Исполкома.
— Я подчинюсь лишь вооружённой силе!
Вспомнив недавнее изречение Медведева, Пётр так же скорбно произнёс:
— Гм, вот она, печально знаменитая расейская натура... В цивилизованных странах принято, что банкроты сами благоразумно уходят со сцены. А у нас принято ждать, когда подымут на штыки! Дорогой Алексей Фёдорыч, ваше желание для меня свято.
В приоткрытую дверь Пётр кивнул Кузьмичу. Тот важно вошёл, сурово оглядев господ, грозно пристукнул о пол берданкой. Какой-то смельчак наконец возмутился:
— Узурпатор! Ты направляешь свои штыки на избранников! Мы всё равно не сдадим своих полномочий!
— Пожалуйста, оставьте их при себе, только освободите помещение. Ну, прошу, господа, прошу...
Заложив руки за спину, Пётр отошёл в сторонку, чтобы не помешать им. Однако думцы не торопились воспользоваться этим. Они всё дружней поносили проклятого каторжника и самозванную советскую власть, которая держится лишь благодаря самодержавному насилию. Кузьмич послушал, послушал господскую ахинею и, решив, что пора действовать, по-настоящему долбанул прикладом в паркет.
Жахнул выстрел. Пуля продырявила потолок рядом с люстрой. Потряхивая головой, Агарев уставился туда. Затем пригрозил Петру:
— Ты скоро за это поплатишься! Господа, мы вынуждены подчиниться вооружённой силе! Считаю экстренное заседание городской Думы и Управы отложенными до следующего заседания!
Он резко надел чёрный котелок, нервно одёрнул чёрный же сюртук и с гордо поднятой головой направился к двери. За ним потянулись остальные. Кузьмич довольно пропустил мимо себя процессию, насмешливо приговаривая:
— Ишь, расшеперились, индюки... Хватит нам очки надевать... Брешите на улице...
Озорно присвистнув вслед последнему думцу и, помахав картузом, развеял оставшийся дух. Пётр облегчённо подмигнул:
— Понял, батя, что мы сотворили с тобой?
— Как, сынок, не понять... Редкое, доложу тебе, удовольствие шугануть этих шершней... Ведь моя жизнь уже на излёте... Вдруг на тебе: угодил в цель! Прямо радёхонек, что так подфартило. Ей-бо! — усердно перекрестился Кузьмич и предложил: — Ну, ты делай что надо, а я у двери постою. Ну, они надумают явиться с подмогой...
— Всё может быть.
Пётр обошёл кабинет, рассматривая громоздкие шкафы с книгами, какими-то фолиантами. Открыл ящик письменного стола, где лежало несколько галстуков и грязных воротничков Агарева. Перелистал папки, набитые копиями протестов на самоуправство Исполкома и почти ежедневными слёзными призывами к союзникам о помощи, ибо мощные демократические государства не могут, не имеют морального права в такой драматический момент оставлять на произвол судьбы ещё слабую российскую демократию. Это — великий грех! Вот, оказывается, и всё, чем в основном занимался ретивый городской голова. Зазвонил телефон. Какой-то иностранец вальяжно пробасил:
— Добрый день, мистер Агарев...
— Его здесь уже нет. Вас слушает городской комиссар Никифоров. С кем имею честь?..
— Как? Почему? Откуда взялся какой-то комиссар?
— Дума вместе с Агаревым канула в Лету. Отныне вместо неё существует городской Совет. Я — комиссар...
— Опять Совет, комиссар... Тьфу!
Так завершился первый дипломатический разговор. Пётр хотел позвонить Косте, доложить о победе. Заодно следовало узнать, как дела с эшелоном, который Гирса клятвенно обещал дать красногвардейцам. Но за приоткрытой дверью возник гул голосов. Неужели впрямь нагрянуло собранное думцами подкрепление? Кузьмич возразил:
— Да поймите вы, черти, нельзя к нему! Комиссар важным делом занят!
— А мы разве лясы точить пришли? Не замай, а то живо останешься без винта с бородой!
В кабинет ввалилось несколько красногвардейцев с ленточками на шапках и картузах. Знакомый слесарь Василий укоризненно гаркнул:
— Здорово, Петро! Ты чего это часовым закрылся? Комиссар называется... Неужто мы должны воевать и со своими?
— Зачем? Пожалуйста... Здравствуйте. Какое у вас ко мне дело?
— А вот какое... Раз ты теперь сделался городским головой, так венчай нас!
— Братцы, помилуйте, разве я поп?.. Да и с кем вас венчать?
— Ну, это по старинке так говорится. Аты нас вот что... Ты по-граждански оформи нас. Бабы у входа остались, робеют тебя.
— Чего это вам взбрело венчаться, когда уже столько прожито?