И случилось непостижимое: счастливые воспоминания взбудоражили мысль о предстоящей встрече в «Версале». Неужели офицерский интеллект ничего не стоит, если они предпочтут удобрять собой германские поля? Не должны. Значит, обязаны сохранить и солдатские жизни. Притом — без особых усилий, поскольку здесь угроза для них минимальна. Вот реальная перспектива помочь себе и другим. Целая дивизия в шестнадцать тысяч отборных солдат... А если ещё Василий Григорьевич по-комиссарски применит свои полномочия в корпусе... Тогда наверняка удастся выстоять до мировой революции. В азарте Костя взял под козырёк перед портретом Ленина:
— Многоуважаемый Владимир Ильич, пожалуйста, извините, что нарушили ваш приказ отступить. Мы прочно держимся тут, защищая Россию с тыла. А вскоре с помощью братьев-чехословаков мы вышвырнем в океан...
Дверь отворилась внезапным рывком. Стремительно вошли офицер и отборные солдаты в русской форме, которую сам недавно распорядился выдать с гарнизонного склада обносившимся за дорогу братам. Вспышками выстрелов блеснули штыки японских карабинов. Офицер гортанно спросил:
— Председатель Исполкома Суханов?
— Д-да-а-а...
— Ты арестован!
— Ка-ак... Это недоразумение... — смутился Костя. — Товарищ Гирса недавно...
— Руки назад! Марш!
— Вы можете тут же убить меня, но сначала я должен позвонить председателю Национального совета Гирсе, — Костя метнулся к телефону, торопливо попросив: — Чехоштаб! Товарищ Гирса, вас беспокоит Суханов. Разве мы дали хоть какой-нибудь повод к вооружённому выступлению?
— Я очень сожалею, но ничего не могу сделать. Сейчас дивизией распоряжаюсь уже не я, а союзное командование. Вот всё, — незнакомо промямлил ещё недавно всемогущий Гирса.
— Неужели вас тоже свергли?
В ответ — ни звука. Европейски воспитанный доктор медицины предпочёл не расслышать бестактный вопрос. Это предательство оглушило настолько, что Костя даже забыл о маузере, лежащем почти рядом. Здоровенные гуситы сгребли его и, не дав коснуться ногами пола, вынесли к чёрному «Форду» с откинутым верхом. Тут офицер спохватился, что в азарте не выполнил главное и вернул Костю в кабинет, где в прежнем состоянии подвешенности с ухмылкой объявил:
— Союзное командование даёт вам половину часа ликвидировать советскую власть и Красную гвардию!
— Никогда... — выдохнул он.
Гуситы снова легко пронесли его под руки между плотными шеренгами собратьев в русской форме и с японскими карабинами в руках. Затем стиснули между собой на заднем сиденье. Оглушённый всем этим, Костя машинально смотрел по сторонам. Бесчисленные прохожие на Светланской улице были по-прежнему спокойны, так как ничего не подозревали. Дальше тоже по-своему шумела обычная городская жизнь. Лишь на Китайской машину остановили чехословаки с выставленными штыками. Офицер назвал пароль. Козырнув, их пропустили.
Наконец «Форд» покатил среди кирпичных казарм, расположенных на Первой Речке. Именно сюда предложил Костя переселиться из теплушек усталым гуситам. Здесь же находился штаб дивизии.
Его даже залихорадило от мысли, что сейчас встретится с Гирсой. Как в такой обстановке вести себя, что говорить? Или просто плюнуть в мерзкую рожу оборотня с более верным названием Гюрза? Решить не успел. Машина остановилась у казармы, уже обнесённой колючей проволокой. В двух небольших комнатах с зарешеченными окнами были приготовлены голые двухъярусные нары на двадцать четыре человека. Всё предусмотрели заботливые браты, пока он по-мальчишески грезил чёрт знает о чём... Сколько невинных, сколько прекрасных людей обрёк он своей куриной слепотой на смерть и страдания... Гнёт вины придавил плечи, перехватил дыхание. Слёзы ослепили глаза...
Постепенно прибывало пополнение. Мерзко радоваться, что Ковальчук или Уткин тоже очутились тут, но Костя всё равно срывался навстречу каждому и после объятий выпытывал, где Пётр, Дмитрий и остальные, что происходит в городе? Чисто сработали чехословаки, приучив любого мальчишку к своим якобы учебным маршам по улицам. Поэтому целый отряд в русской форме с пением «Марсельезы» подошёл к Исполкому и арестовал всех, кто там находился. Многих захватили дома или на работе в других местах. Охранную роту разоружили прямо на службе, лишь красногвардейцы штаба крепости вовремя разглядели карабины у мирных чехословаков и сопротивлялись даже из пламени, которое превратило в костёр весь четырёхэтажный особняк. Многие храбрецы сгорели живьём, задохнулись в дыму. Те, кто защищал первый, второй этажи, стали факелами вываливаться из окон. Их браты садистски добивали прикладами. За то, что гордо отказались поднять руки. Откуда-то выскочила чумазая девчонка в опалённой косынке, с повязкой красного креста на руке и навзрыд заголосила: