— Ур-ра-а-а-а-а! — на все лады заголосили счастливцы.
А несчастные страдальцы, всё-таки образумленные лавиной событий, робко принялись раскладывать политический пасьянс. Дескать, будет огромным достижением, если революция принесёт демократическое правительство с участием социалистов или перехлестнёт через кадетскую монархию и докатится до буржуазно-демократической республики. Ну, а коль уж Россия благодаря помощи самого Всевышнего приблизится даже к Учредительному собранию, — тогда необходимо всячески содействовать укреплению победы буржуазной революции!
Пускай тешатся... Просто здорово уже то, что они стремительно продвинулись на целый век вперёд. Однако вскоре из художественной мастерской примчался ошалелый Магдюк. Прильнув к дверной решётке, он с минуту отдувался. Рожа являла смесь испуга и радости. Наконец по-сорочьи крикнул:
— Николая скинули!
Эта весть была настолько важной и одновременно — невероятной, что на него кто-то гаркнул:
— Цыц, болтун!
Впрочем, теперь всё казалось возможным, а немного погодя оказалось и реальным. Просто шустрый Магдюк обогнал неторопливого Тимофеева, который торжественно прочитал полученную от Гоца запись:
— Петроградский Совет рабочих депутатов потребовал от комитета Думы создания революционного Временного правительства и отречения Николая от престола. Он отрёкся в пользу сына, а Михаила назначил регентом. Создано Временное революционное правительство во главе с князем Львовым. В его состав министром юстиции входит Керенский. Правительство поддерживают все политические партии. Говорят, скоро последует акт об амнистии.
— Эй, оборонцы! Кажется, монархия идёт ко дну! А вы — куда? — подначил их Леонид.
— Мы — за Временное правительство. А вы разве — против? — парировал его Лагунов.
— Ежели оно за войну, мы — против такого правительства, — уточнил Дмитрий.
— В-в-ва, оказывается, вы даже революцию готовы продать немцам! — ужаснулся Петрович. — Однако сейчас это не пройдёт. Отныне вся Россия — за победу. Кто против неё, тот — предатель!
Но пикировались противники уже по-дружески. Ведь наконец-то свершилось главное, ради чего все жертвовали свои жизни, что ждали столько лет, порой слабо веря в далёкий светлый день... Поэтому обычное напряжение спало. Оставалось дождаться ещё одной вести, позарез важной для каждого, — об амнистии. А пока раздался привычный свисток, прозвучала по-прежнему зычная команда сурового надзирателя:
— Спать!
Пётр увернул висящую над столом керосиновую лампу. Камера погрузилась во тьму, полную шёпота, шорохов, кряхтенья и вздохов.
Ночь тянулась неимоверно медленно. Уже привыкшие к превратностям судьбы и пакостям начальства, все опасались, что там, в далёком-далёком Питере, насыщенном другими сногсшибательными событиями, легко могли забыть о каких-то каторжниках затерянного в тайге Александровского централа... Даже вспоминали девятьсот пятый год и ночной расстрел заключённых Бутырской тюрьмы. От лихорадки напряжения многих тянуло к ушату с водой или параше. Петра донимало то и другое. Не выдержав, стрельнул у Дмитрия закурить. Камера тут же облегчённо задымила до утреннего свистка и надзирательского приказа:
— Становись на поверку!
— О-ох, последнюю ли?.. — судорожно зевнул Леонид, после чего старательно перекрестил рот.
Едва успели выцедить пустой кипяток, для солидности именуемый чаем, возник сияющий Тимофеев и срывающимся голосом выдохнул:
— В Иркутский Исполком пришла телеграмма Керенского освободить всех политических! Сюда едет прокурор!
Что тут началось... Кажется, потолок выгнулся куполом от единого вскрика:
— Ур-ра-а-а! Воля!! Во-о-о-ля-а-а!!! Домо-о-ой!!!
Глядя сквозь решётку на ликующих каторжан, сердобольный надзиратель испуганно бормотал:
— Што с людьми-то деется... Упаси боже, так и слободу можно не увидать...
Когда все относительно успокоились, вытерли счастливые слёзы и прикинули первые шаги на свободе, Леонид вспомнил о библиотеке:
— Товарищи, забрать бы её надо. Хотя бы научные книги.
— Действительно, товарищи, как же быть с библиотекой? — поддержал его Пётр. — Не оставлять же на карты шпане.
— Заберём все научные книги! — единодушно согласилась камера.
Пётр попросил надзирателя позвать Фабричного.
— Павел, наша камера постановила увезти научные книги.