— Вообще-то глупо отрекаться от власти только для того, чтобы тут же добиваться её возврата, — согласился Пётр и, подумав, предположил: — Может, они после одумались да спохватились?
Насмешливо взглянув поверх очков, сосед хмыкнул:
— Да ещё как арестовали-то... На дворцовом балу вместе с жёнами, гостями и чадами. Срам, какого не видывал свет! Срам и позор несмываемый? Вот с чего началась новая революция! Вот что принесла России долгожданная демократия!
Представив, что сейчас творилось бы в централе, Пётр одобрил решимость правительства, а разгневанному монархисту отвечать не стал. Пускай сначала вспомнит мудрую пословицу: «Как аукнется, так и откликнется». Сосед обиженно насупился. Но дорога была слишком длинна, молчать бесконечно — неловко. Тем паче, что старика очень беспокоило будущее. Он озабоченно вздыхал:
— Как дальше жить, бог знает... Ведь сейчас России принадлежит всего толика её достояния. Всего-навсего жалкая толика!
— Почему? — заинтересовался Пётр.
— Распродана-с... Шестьдесят процентов акций Сормовского судостроителвного завода принадлежат французам, Волжско-камский банк является заурядным отделением Немецкого банка. А возьмите нефтяную, металлургическую, угольную или другие виды промышленности... Всё под контролем иноземцев. Лишь кое-где прикрыто русскими вывесками. Хотя чего им стесняться-маскироваться? В том же Владивостоке гребут неслыханные дивиденды американский «Чейз-Нейшнл-бэнк», английские «Гонконг-Шанхайский» и «Гонконг-бэнк», японские «Чосен» и «Спеши бэнк». А сколько наших? Всего-то «Русско-Азиатский», которым заправляют французы. Да Купеческий. И тот принадлежит Циммерману.
— Неужели? — поразился открытию Пётр.
— Уж я знаю, что говорю... А чьи вывески украшают нашу Светланскую — главную улицу города? Фирм «Вестингауз», «Сименс и Гальске», «Ламайер», «Кунст и Альберс», «Бринер», «Лагелитье», «Купер», «Циммерман», «Кларксон»... Да что там, один «Мак-Кормик» имеет у нас и в Сибири около трёхсот магазинов по продаже сельхозмашин. Во-от в чьих руках наши национальные богатства!
— Выходит, мы, подданные государства Российского, всего лишь рабы международного капитала, для которого нет границ! — выпалил Пётр и по привычке уточнил: — Тогда для чего же нужны наши гигантские военные расходы? Кого защищают наши армии, пушки и броненосцы? Ради чего на фронтах льются реки крови?!
— Дабы во имя спасения матушки-России и братьев-славян овладеть Дарданеллами, Босфором, а заодно и Монбланом! Н-да, печальный удел выпал России в Европе. Сперва заслонила её от татарского нашествия, после спасла от наполеоновщины. Почти своими руками создала Прусское королевство и Германскую империю. Выручая Францию с Англией, приняла на себя основные удары немцев. Причём в каком состоянии... Ведь главным поставщиком вооружения для нашей несчастной армии была всё та же Германия, которая готовилась к этой войне, оказывается, все сорок три года!
Ещё много столь же разительного под настроение поведал сосед Петру, много лет отгороженному от жизни стенами Александровского централа. Буквально потряс его необыкновенными знаниями и настоящей болью за ограбленное, поруганное отечество. Монархист не мог себя так вести. Это был настоящий патриот, эрудиция которого пригодится в самое ближайшее время. Нельзя упускать драгоценного человека. Пётр попытался выяснить, кто он такой, где хотя бы живёт? Старик многозначительно улыбнулся поверх серебряных очков. Смутное время, лучше поостеречься от лишнего знакомства. Мало ли кем окажется тощий сосед с меловым лицом чахоточного, в самом дешёвеньком бумажном костюмишке.
Поезд уже мчался по берегу сияющей Ингоды. В приоткрытое окно бил томительно-терпкий аромат цветущей вокруг черёмухи. Затем прогремели по мосту через бурный Онон и растворились в ночной темноте даурской степи. Ветер перестал охлаждать, неся дух раскалённой пустыни Гоби.
В Маньчжурии вдоль железной дороги тянулась цепь сторожевых будок, обнесённых толстыми каменными стенами в рост человека. Вокруг них над окопами ржавели проволочные заграждения. В этих маленьких крепостях чумели от скуки наши часовые солдаты. За Хинганом, в цветущей долине, по краю поля медленно ползла упряжка. Лошадь в паре с китаянкой еле тянули громоздкий допотопный плуг. Китаец с лоснящейся спиной во всю мочь вдавливал плуг в землю. За ним натянутой струной тянулась борозда. Остальные поля тоже казались причёсанными циклопической расчёской.
— Страна высочайшей земледельческой культуры с орудиями почти каменного века... — задумчиво промолвил сосед и версты через две добавил: — Благодаря «Мак-Кормику» мы владеем совершеннейшими орудиями, но с результатами каменного века. В чём дело?