— Верой, что социалистическая революция всё поправит, — убеждённо сказал Пётр.
— Хм, кто тебе дал гарантию? Уж минуло две революции, а проку? Всё осталось, как было. Даже хуже... Да и может ли смута привести к добру?
— Если ты сам возьмёшь власть, разве станешь вредить себе? Покумекай над этим. До встречи.
Пётр пожал ему руку и направился в литейку, где вислоусый разливщик, чёрный от металлической пыли, въевшейся в складки лица, задумчиво толковал другому копчёному:
— Война раздвоила всю жись... Раздвоила на добро и зло. Чуешь, как получилось-то? Зло и добро... Только всё добро им досталось, а зло — нам. Допёр?
— Это я без тебя давно знаю. Лучше скажи, как поменять их местами?
Вислоусый в раздумье затянулся толстой самокруткой. Пётр для отвода глаз начал ощупывать провод. Интересно было услышать ответ. И разливщик сказал:
— Сам кумекай. Человек должен жить мыслей. Найдёшь путную и, авось, ещё станешь спасителем России. Но, думаю, тут нужен лом. Как ещё такую махину перевернёшь? Только вагой...
Всем не давало покоя тяжкое положение, в котором оказалась и родина и они сами. Каждый старался найти спасительный выход. Но так рассуждали вдумчивые рабочие, сочувствующие большевикам. А ведь в мастерских ещё скрывалась от фронта тьма городских и кулацких сынков, которые вместе с эсеро-меньшевиками упорно гнули своё:
— Да здравствует война до победы над растреклятой Германией!
Очередная нелепость лже-патриотов, поскольку выкурить их отсюда можно было лишь газом. И то вместо фронта все рванули бы по домам. Особенно — узнав, что блистательное наступление легендарного генерала Корнилова, оказывается, уже превратилось в ещё более стремительное отступление, которое решительный Керенский пытался остановить смертной казнью солдат. При этом опытный адвокат демократично предложил поддержать изуверство самим Советам рабочих и солдатских депутатов.
При всём иезуитстве затеи Агарев был обязан поддержать правительство. Чтобы избежать любой осечки, он пришёл в комитет выслушать все возражения большевиков и подготовиться к неизбежной схватке на заседании Совета и дать сокрушительные ответы. Пусть зал Народного дома узнает, кто здесь является подлинным вождём.
Утром Пётр обычно сидел в комнате один, готовя следующий номер газеты. Поэтому с досадой уставился на лысого, прекрасно одетого господина с желтоватыми усами, вытекающими прямо из носа. Только по ним узнал давненько невиденного городского голову. Пришлось терпеливо слушать необычного визитёра, который, будто страдая зубной болью, цедил сквозь нависшие усы:
— В скорбные дни всеобщего уныния и тревоги за будущее России... В чёрные дни грозных событий на фронте и общей разрухи внутри страны... В кошмарные дни смертных казней и невыносимого бесправия... Ослепительной молнией вспыхнула революция! Испепелив смердящий царизм, она наполнила страждущие души озоном надежд на близкий мир и грядущее преуспеяние. Свершилось величайшее в мире событие — была свергнута тысячелетняя кровавая деспотия!
— Простите, когда сие произошло? — улыбнулся Пётр.
— К вашему сведению, ещё в феврале.
— A-а, тогда я всё это знаю. Ведь уже, слава богу, июль. Хм, стоит ли повторяться? — предложил Пётр сократить ненужное многословие.
— К сожалению, принуждён, ибо ни в одной стране мира ни одна революция не предложила народу столько экономических и правовых завоеваний, не дала такого простора для самоорганизации и торжества народоправства. Разве это не величайшее, не редчайшее счастье, наконец-то выпавшее на долю исстрадавшейся России? Увы, сии святыни отвергают фантазёры, грезящие о чём-то сверхъестественном... И с чего начинают: с анархии. Призывая голытьбу к самочинному захвату земель, вы наносите непоправимый удар по великому делу освобождения земли от частной собственности. Мнимо революционными средствами вы губите истинно революционное дело, равного которому не знала история.
Знакомая песня ещё по централу. Ну, до чего ж они были все одинаково удручающими своим занудством... Лидер местных меньшевиков тоже страшился резких движений. От скуки разглядывая скуластое лицо Агарева, прокуренные усы и бесцветные глаза, подернутые дрёмой от собственной лжи, Пётр невольно прикидывал, кто перед ним. Ведь большинство настоящих социал-демократов до революции гнило за решёткой, а воля являлась привилегией только счастливцев, оставленных специально для прикрытия жандармов, кстати, наиболее активных в любой организации. Получалось, что бурно проходили партийные собрания жандармов. Комизм... Судя по чину и умению провоцировать на спор, господин Агарев был именно таким активистом и вполне успешно трудился тут в паре с Медведевым. Следовало избавить его от филёрской привычки.