— Ждёшь Арнольда?
— Ага...
— Тоже хочу сказать ему кое-что...
— Ух, какая чудесная ночь! Сплошная благодать! — воскликнул наконец-то освободившийся Нейбут и предложил: — Слушайте, други мои, а почему бы нам не отметить праздник души? Всё мечтаю туда залезть... Может, хоть вместе покорим Орлиное гнездо?
— Айда, — согласился Пётр, тоже помышлявший об этом. — Как, Иосиф?
— Единогласно присоединяюсь к вам!
К перевалу они по широкой тропе поднимались вперегонки. Мощный, как лось, Нейбут с шумом пёр впереди. Пётр какое-то время держался за ним. Потом сердце, отвыкшее в централе от хорошей нагрузки, стало больно цепляться за рёбра. Воздуха не хватало. И он пропустил вперёд Иосифа, который всё-таки был намного моложе. Поэтому первым выскочил на перевал.
Отдышались, млея от завораживающей игры портовых огней и сказочного вида окрестных сопок, залитых голубоватым светом луны. За Первой Речкой, после сочного зарева мастерских, где особенно полыхали толстые трубы силовой станции, таинственно темнели провалы ущелий, а на вершинах серебристых гор снежно белели отточенные линии крепостных фортов. Благодать душистой теплыни ласково омывала распахнутые души. Сладкий дымчатый воздух пьяняще кружил головы. Подмывало сесть и недвижно купаться в этом чарующем покое, таком редкостном в их суетной жизни. Но неуёмный Арнольд потянул дальше:
— Нельзя останавливаться на полпути!
Постепенно каменистая тропинка сузилась и стала ещё круче.
Пришлось ловиться за попутные кусты, хрустально звенящие от цикад. Зато прямо над головой лучилась жаркая луна, слепящая почти солнечным светом. Казалось почти реальным подобраться к ней и, заглянув, как в иллюминатор, осмотреть небесную благодать... На сей раз Арнольд не позволил себя обогнать. Увенчав каменную вершину сопки, он ликующе вострубил:
— Э-э-эка-а-ая красоти-и-ища-а-а!..
Пётр бездыханно упал на скалу, истратив остаток сил на завистливый всплеск восхищения: как же могуч их вожак!.. Иосиф тоже плашмя сопел рядом. Когда же они наконец приподнялись на локтях, дух снова перехватило от голубовато мерцающей шири Амурского залива и Тихого океана, расцвеченных множеством радужных всполохов. Было странно, что лунный свет отражался в воде такой гаммой нежнейших цветов. Петру даже казалось: это солнце с той стороны земли просвечивало сквозь океан. Из медовой луны ощутимо лилась такая небесно-звонкая ясь, так зачаровывающе лучилась до палевого горизонта океанская даль, что Арнольд восторженно гаркнул:
— Гей, вы, просторы океанские!..
Дробясь о встречные выступы и увалы, эхо долго стелилось вокруг, а едва затихло, он по-прежнему сильным, но неожиданно мягким голосом запел:
Друзья изумлённо уставились на певца и слушали, слушали поток будоражащих звуков, несущих заветные мысли. Петру хотелось встать рядом и тоже запеть, но смущало, что своим голосом только испортит чудесную песню. Поэтому не шевелился, со слезами внимая трепетные звуки. Потом ещё долго молчали после того, как Арнольд продолжал слушать эхо, подхватившее песню. Сколько отмерших чувств воскресила она в душе... Пётр ощутил даже новое — нежность к друзьям и окружающему диву. В таком редком состоянии хотелось побыть ещё. Попросил:
— Может, споёшь другую?
— Да-да, пожалуйста! — умоляюще дёрнулся Иосиф.
И Арнольд, всё больше распеваясь, после русских песен исполнял американские, родные латышские, завершив концерт чудесными русскими романсами. Всего полгода назад он слесарил в Чикаго, Иосиф валил в Австралии лес, Пётр был замурован в Александровском централе. Никто из них даже не подозревал друг о друге. А сейчас общая цель и душевные песни спаяли их дружбу на весь остаток жизни...
Всё-таки здорово, ему повезло, что приехал сюда. Оказалось, меньше всего возглавлять и вдохновлять страстно преданных идее партийцев. Пусть Арнольд даже позвал его, но скорее не на подмогу, а чтобы как следует отдохнул после клятого централа. Слушая друга, венчающего прежде невиданный простор, Пётр невольно вспомнил певца, сожжённого в соседней камере, и поведал о нём. Это потрясло друзей, Арнольд больше не смог петь. Молча глядели, как уменьшались тускнеющие звёзды, небо теряло свою бархатистость и светлело. С океана урывками налетал солоноватый ветерок. Уставший порт уже не рокотал, мягко дыша ночными шумами, которые изредка вспарывали резкие взвизги лебёдок.