— Прекрасно! Как видите, дорогие друзья, рука руку моет без умопомрачительных сложностей.
— Дабы обе, а-а, были чистыми! — гордо заключил Гольдбрейх.
— И последнее... Заветный этаж подновлён вполне прилично. Каждому из нас в любом случае должна быть обеспечена персональная камера. Вы гарантируете это?
— Хм, готовы хоть сейчас подписать ордера, — великодушно согласился Медведев. — Тем паче, что сейчас там явно лучше обитать, чем в матросской казарме.
— Благодарим за откровенность. Ну, что, Арнольд, хватит маять р-р-революционеров с нагайкой? — подмигнул Пётр.
Вынув из кармана, Арнольд медленно поднял измятый носовой платок. Ман судорожно заслонил руками глаза. Триумвират облегчённо вздохнул. Медведев расслабленно отвалился на спинку кресла. Агарев с удовольствием затянулся душистой папиросой. А мокрый от напряжения Гольдбрейх, вытирая надушенным платком лоснящееся лицо, по-лошадиному выдохнул:
— Слава, э-эм, богу, давно бы так!
— Гм, разве они могут сразу поступить по-человечески... Нет, сперва надо вымотать душу! И лишь когда уж совсем прижмёшь к ногтю, — сделать величайшее одолжение. Эх, вы, позёры, не щадящие отца ради красного словца! — презрительно распял всех Медведев.
— Извините... Вчера вы нас упрекнули, что зря... Вот шут возьми, точно не вспомню такую прекрасную мысль... — задумался Арнольд.
— Прекрасные мысли чрезвычайно редки. Впрочем, как вообще всё прекрасное. Посему их надо записывать и хранить, словно зеницу ока, ибо это — единственная свеча, способная осветить потёмки минувшего и тьму грядущего времени, — философски изрёк Медведев и, позволив счастливцам оценить масштаб своего мышления, снисходительно полюбопытствовал: — Так что вы нам хотели поведать в развитие бесценной мысли?
— В общем, простую истину: за такое сжатое время нам тоже требовалось перелиться из одного психологического состояния в другое. Думаете, так легко знать, что победа уже на твоей стороне, но позорно трясти этим грязным платком? — искренне посетовал Арнольд.
— Примите наши соболезнования, — ехидно склонил Агарев плешивую голову и повёл вверх правым усом.
Вчерашнее недоумение заставило Петра чуть покоситься на Гольдбрейха, который ответно изогнул правую бровь, потом замысловато пошевелил другой. Так и есть: они разговаривали, будто корабельные сигнальщики. Прикрыв лицо рукой, Пётр сквозь пальцы изумлённо следил за натуральной перепалкой. Это надо ж иметь отменную связь при полном безмолвии... Подобной системой не пользовались даже уголовные картёжники или шулера. Её могла секретно применять лишь царская охранка. Вот так сюрпризец в лице председателя Исполкома... Пока Арнольд пикировался с Медведевым, Пётр невольно понаблюдал за ним. Нет, гордый эсер был выше пошлой клоунады. Держа сразу всех под прицелом поблескивающего пенсне, он великодушно ждал блаженный миг триумфа...
Словно занесённый ветром, в гостиную влетел Костя с оттопыренной грудью. Выхватил из-под кухлянки пачку листовок и радостно хлопнул на стол:
— Ваша доля! Я помчал дальше!
— Погоди, в казармы не надо. Гонцы от полков уже окружают типографию, — сообщил Воронин.
— От мастерских и грузчиков — тоже, — добавил Пётр.
— Спасибо за выручку. Тогда я раздам остальным.
Шумно подув на красные пальцы. Костя исчез. Арнольд обеими руками осторожно поднял ещё сырую верхнюю листовку, полюбовался громовой телеграммой, оттиснутой самым крупным шрифтом. Будто к знамени, прикоснулся к ней губами и торжественно подал триумвирату, сорвавшимся голосом сказав:
— Пожалуйста...
С кислой миной величайшего одолжения, равного последней жертве ради священной демократии, Медведев нехотя протянул тощую руку с изящным перстнем, но в последний момент передумал брать ещё маркий от краски листок и слегка клюнул пальцем. Арнольд опустил листовку на стол удобно для чтения. Важно сняв пенсне, Медведев полез в карман за платком.
Агарев тоже изнемогал от величия своей персоны, однако темперамент пересилил. Вытянутая шея и дальнозоркие глаза позволили ему прочитать начало текста, который заставил вскочить, наклонив лобастую голову, а затем толкнул мимо кресла. Спасла от конфуза естественная сноровка — успел схватиться за подлокотник.
Это вынудило Гольдбрейха на полусогнутых ногах качнуться к столу и отшатнуться назад. Со стоном ловя воздух, он паралитически трясущейся рукой схватился за сердце.
Наконец-то Медведев приспособил дрожащее пенсне, длинным указательным пальцем подтянул к себе листовку и словно обжёгся, заквакав: