— Рация не работает, товарищ капитан! — снял он наушники. — Видимо, повредило взрывом…
Ковалев выругался.
— Чини! Что хочешь делай, а рация чтобы работала!
Выход остался один — под огнем противника отступать к берегу, где находились лодки. И тут Ковалев снова вспомнил о группе прикрытия Мочихина. «Нужно взорвать мост, — подумал он, — как бы финны не зажали нас с двух сторон». Капитан повертел головой и, заметив недалеко стреляющего из винтовки матроса в тельняшке, окликнул его.
Тот подполз к капитану.
— Командир стрелкового отделения старшина 2 статьи Малеванчук!
— Вот что, Малеванчук, — узнал его Ковалев, — ты давай сейчас к мосту. Там группа прикрытия Мочихина. Передай ему, чтобы взрывал мост и, если у него там тихо, пусть двигается к лодкам. И пусть готовит их к отплытию, — приказал Ковалев.
Матрос уполз.
Если бы Ковалеву знать, что старшина Мочихин уже взорвал мост и также ведет бой с противником, он не медля ни секунды поднял бы отряд и, несмотря на минометный огонь, срочно повел бы его к лодкам. А если бы он еще и знал, что основные силы финнов, брошенные на уничтожение отряда, находятся именно там, за мостом, то он наверняка пошел бы на невозможное — на прорыв фронта в северо-восточном от деревни направлении. Но этого он знать не мог. Он по-прежнему считал, что егеря к гарнизону подошли только из Ругозера…
западный берег Ондозера
2 сентября 1942 г., 2 часа 45 мин
По приказу капитана Ковалева Иван Мочихин со своей группой прикрытия перешел деревянный мост и занял оборону в пятидесяти метрах от него. Старшина установил пулемет. Разгреб песок и щебенку, сделал себе небольшую ячейку и присел отдохнуть. Остальные бойцы расположились рядом, положив на насыпь винтовки и автоматы. Его второй номер Гвасалия выложил запасной диск с патронами к пулемету и растянулся на земле, раскинув по сторонам руки.
— Хорошо, дорогой, здесь, — зевнул он, обращаясь к Мочихину. — Но у нас в Батуми лучше! Сейчас у нас бархатный сезон начинается. Море ласковое-ласковое, вода в нем теплая, а вечера темные-претемные — хоть глаз, понимаешь, коли, в трех шагах ничего не видно. А здесь наоборот — все видно…
Мочихин не слушал его. Он оглядел местность вокруг, прикидывая что-то в уме. Затем поднялся, прошелся по дороге, вернулся назад, взял пулемет и велел всем идти за ним.
— Займем позицию в стороне от дороги, а то нас с того бугра, — показал он рукой вперед, — хорошо видно. Кто по дороге пойдет, сразу заметит.
Бойцы, забрав свое оружие, направились за ним. Поднялся и Гвасалия.
— Нехорошо, дорогой, бегать с места на место, — недовольно проговорил он, — примета есть. Надо сразу выбирать — тут или там. Правильно я говорю, земляк? — тронул он за плечо сапера Михаила Перчева.
Тот рассмеялся:
— Черт его знает! Я в приметы не верю.
— Отставить разговоры! — приказал Мочихин. — Забыли, где находитесь?
Гвасалия замолчал, произнеся напоследок:
— Начальство, понимаешь, нервничает. А начальство уважать надо.
Заняв новую позицию в придорожном кустарнике, старшина послал саперов Бренера, Суркова и Синичкина заложить взрывчатку под мост и подготовить его к взрыву. А двум другим бойцам приказал найти и порвать провода связи. Когда все это было сделано, он разрешил отдыхать, а сам лег у пулемета и стал следить за дорогой, прислушиваясь к каждому шороху.
По времени в деревне вот-вот должен начаться бой, но выстрелов почему-то не было слышно. Страшно хотелось курить, и, чтобы как-то отвлечься от этого нестерпимого желания, Мочихин начал думать о доме, о матери с отцом. Эти воспоминания всегда были приятны. Забывшись, он даже не отреагировал на толчок в бок Гвасалия. И только когда второй номер толкнул его снова, Мочихин встрепенулся.
— Вано! — прошептал Гвасалия. — Шаги по дороге слышу. Понимаешь, кто-то к нам идет!
Мочихин напрягся. И он услышал жесткие шорохи на дороге, а вскоре и увидел, как более десятка вражеских солдат вышли из-за бугра, тихо переговариваясь между собой. Они направлялись по дороге в деревню. Старшина произнес тихо:
— Не стрелять! Пропустить их за мост.
Вражеские солдаты, ничего не подозревая, прошли мимо залегших в кустарнике десантников, перешли мост и вскоре растворились в темноте.
«Не заметили, — облегченно выдохнул Мочихин. — Пусть себе идут. В деревне наши их встретят. Хорошо, что сменили позицию». Но не прошло и десяти минут, как он вновь увидел этих же самых финских солдат, спешащих обратно. Один из них, встревоженный, все показывал на озеро и говорил беспрерывно. Что именно — Мочихин понять не мог, так как по-фински не знал ни единого слова. Если туда они шли с винтовками за плечами, то обратно — в руках, наизготовку. Финны словно крались, постоянно оглядываясь по сторонам.