Пропускаю вилы под связанными руками, упираю зубья в затылок и как рычагом поднимаю руки.
Тварь стонет. Работает!
— Что делать, помнишь?
Давится слезами, мычит, мотает головой. Чуть отпускаю рычаг и повторяю вопрос.
— Да, — хрипит Сестра. — Помню. Развяжи, больно…
— Вперёд, отродье!
Я поднимаю её на ноги, и мы движемся к корчме — другому сараю, точной копии того, из которого минуту назад мы вывалились.
— Клянусь Матерью, я всё сделаю, как ты хочешь, — скулит Сестра. — Только развяжи…
Не доходя десяти шагов до дверей, я останавливаюсь.
— Давай, зови своих.
— Я не могу, — стонет она, — больно говорить.
— А ты попробуй, — ласково шепчу ей. — И если не услышат или не послушают, будет больней…
Я чуть опускаю рукоять, даю ей возможность выпрямиться.
— Шуд! Шуд! — пытается повысить голос она.
Мне кажется, что я сам её едва слышу, но дверь широко распахивается, из корчмы вываливаются ещё трое жупелов. Из пастей валит пар, глаза светятся зеленоватым огнём.
— Стоять! — ору им, заламывая кверху вилы.
Сестра со стоном опускает голову к самой земле. Троица в растерянности замирает.
— Стоять, твари, иначе ваша ведьма без головы останется!
При взятии заложников самое главное убедить себя, что находишься в невменяемом состоянии. Тогда — поверят. И давить, давить…
— Ближе друг к другу! — ору им.
Стоят, не двигаются. Глаза мерцают. Оценивают обстановку. Покатые лбы, высокие гребни над глазами, губы, вывернутые наизнанку, поблёскивающие клыки. Не волосы — шерсть, волнами падает на плечи. Сами затянуты в серые комбинезоны. Впрочем, ночь, может комбинезоны и не серые… Чуть отпускаю вилы.
— Ну-ка ведьма, объясни им, что тут у нас делается.
Она приподнимает голову и едва шепчет:
— Шуд, делай, что он велит…
— Подошли ближе друг к другу! — чувствую: вот-вот оглохну от собственного крика.
Твари нерешительно сбиваются в кучу.
— Ещё ближе! Взялись за руки!
Дверь корчмы вновь открывается. Выходит Василий, за ним Калима.
— Отто, что тут происходит?
— Договариваюсь с местным населением о беспрепятственном переходе через территорию, сэр! В настоящее время, переговоры близки к успешному завершению.
Калима испуганно выглядывает из-за спины Василия.
— Клянусь Матерью, — хрипит Сестра. — Я сделаю всё, что он скажет, пусть только развяжет.
— Отто, развяжи её, — спокойно говорит Василий. — Она не приучена лгать.
Я поражён. Отпустить заложника?
— Причём тут "лгать"? — спрашиваю. — Они хотели оставить Калиму у себя, а нам за это расчистить дорогу от мортанов. Теперь и Калима у нас, и дорогу расчистят, никуда не денутся…
— Отто, — спокойно повторяет Василий. — Ты победил. Всё правильно. Никуда не денутся. Только теперь её можно отпустить. Она поклялась Матерью. Этого достаточно. Развяжи её.
Я не сомневаюсь в том, что Василий всегда выйдет сухим из воды. Думаю, что с Калимой тоже всё будет в порядке. Но если я развяжу это чудище, и оно вместе со своими уродами кинется на меня, то мне — конец. И никто мне не поможет. Василий даже меч не достал. Партнёр называется. Калима не в счёт. Глаза круглые, перепуганные, что-то Василию шепчет.
Что делается… что делать?
Уроды уже отпустили руки, смотрят. Могу поспорить, Шуд — это тот, кто первым на меня кинется.
В несколько приёмов освобождаю ведьме конечности, и, держа вилы в полной боевой готовности, отскакиваю назад.
Так просто им со мной не справиться.
Сестра, напротив, делает несколько шагов вперёд, неуверенными движениями стаскивает марлю с горла, падает на колени. Охрана бросается ей на помощь. Движутся твари стремительно, они подхватывают её на руки и вносят в корчму.
Снаружи остаёмся только мы втроём…
Нет, впятером: из корчмы выползают ещё двое уродцев, но эти на воинов не похожи. Эти, как раз, из цирка. Впрочем, бывают мгновения, когда не видишь большой разницы между армией и цирком. Как сейчас, например.
И я — в роли главного клоуна.
— Ты молодец, Отто, — говорит Василий. — Теперь у нас есть проводники и защита. Теперь мы пойдём быстрее.
Каждое его слово — недосказанность. Слышу я одно, но понимаю совсем другое.
— Она хотела, чтобы я тебя вывел из корчмы, а они бы украли Калиму…
— Но ты этого не сделал, — торжественно говорит Василий. — Ты — герой. Ты всех нас спас. Теперь пойдём спать.