— А я? — спросил Василий.
— Ты — другая история. Твой двойник погиб там, на болоте. Наверняка, один из тех, кого я спустил под воду. Твоё бессмертие — и вправду от "природы". От той информации, которой тебя накачали мортаны. Плюс неизвестная науке мощь головного мозга. Способность к созданию людей "по их образу и подобию" — оттуда же. Одних ты восстанавливал по образцам. Меня, к примеру, и ту парочку из морозильника. Других — по памяти…
— Ты опять упрощаешь, — сказал Василий. — Похоже, конечно, но не совсем так. Бог — это не просто совокупность чудесных способностей…
— Мальчики, — вмешалась Калима. — Каша стынет.
— "Не совсем так"? — я был поражён его наглостью. — Как это "не так"? Неужели ты думаешь, что твоё бессмертие и телепатия Калимы, произвели на меня настолько сильное впечатление, что я поверил в твою божественную сущность?
— А что на тебя произведёт впечатление, Отто? — заинтересованно спросил Василий, доставая ложку. — Ты можешь придумать какое-то событие, после которого ты скажешь: "Прости меня, Господи, я ошибался?"
— Как насчёт лезвия? — ехидно спросил я, проводя рукой по заросшему двухнедельной щетиной подбородку.
— Смешно, — одобрительно кивнул он, пробуя кашу. — Бритвенный набор и два литра горячей воды перевернут твоё мировоззрение?
— Точно. Давай. Я тут же стану на колени.
Как заправский дегустатор, он зашевелил губами, принюхался, потом, решившись, зачерпнул полную ложку каши и старательно на неё подул.
— Неумная бравада, Отто: вера не может быть основана на чуде. Яви чудо, и человек через минуту начнёт сомневаться. Будет подыскивать любые, самые смешные наукообразные объяснения. Ему легче не поверить глазам, ушам и усомниться в собственном рассудке, чем воспринять естественное положение вещей, при котором его мир — лишь ничтожная толика истинной Вселенной. Это не хорошо и не плохо. Он запрограммирован на это. Таким человек создан.
— На чём же вера основана? — спрашиваю.
Они с Калимой за обе щеки уплетают кашу, их влажные губы причмокивают, челюсти равномерно движутся, глаза блестят. Не прерывая еды, Калиме удаётся мне улыбаться, а Василий отвечает на мои не слишком умные вопросы.
— Вера основана на необходимости, Отто. Когда интеллект ребёнка достигает уровня самоосознания, просыпается разум. Человек задумывается над конечностью бытия и неотвратимостью смерти. Разум пытается как-то примириться с ограниченностью жизни своей биологической оболочки. Как правило, это удаётся, если полностью вычеркнуть вопрос из сознания. Что, в большинстве случаев, разум и делает. По правилам игры, фактов нет и быть не может. Нет фактов — нет знания. Но противоречие вопиюще, оно гложет, томит душу. Истинное лицо Вселенной надёжно укрыто от души, обременённой телом. Нужно освободиться от этой оболочки, нужно умереть, чтобы увидеть Истину. В это можно только верить…
— Кому ты это говоришь? — спрашиваю я. — Как на комсомольском собрании, с трибуны… всё о высоких материях, а кашу как простой смертный ложкой кушаешь.
— Ты прямо сыпешь остротами, — замечает Василий. — Тебя удивляет, что я делаю что-то обычное. Но то, что ты несколько суток умирал от голода и жажды, а сейчас спокойно наблюдаешь, как мы едим, не делая даже попытки…
Запах гречневой каши властной рукой несколько раз сжал и отпустил желудок. Калима протягивает мне ложку. Я с любовью и благодарностью беру её и, захлёбываясь слюной, склоняюсь над котелком…
— Пришли, вроде, — Василий останавливается.
— Да, пришли.
Замок Калима. Здесь наши друзья. Здесь нам помогут.
Я подхожу к воротам и трижды опускаю тяжелый молоток на обитую полосами кованного металла дубовую дверь…
В основе любого предательства лежит внутреннее несогласие личности с существующим порядком вещей. Это уже потом появляются деньги или другой внешний стимул, провоцирующий человека стремительно, в одно мгновение сменить социальные приоритеты, и, только вчера поддерживая одну группу людей, сегодня примкнуть к другой. Открыто не объявляя о своём решении, разумеется.
С другой стороны, понятие предательства исключительно эмоционально, относительно и субъективно. Главным является вопрос: какая из сторон оценивает поступок человека. И какая из сторон, в конечном счёте, одерживает верх. Как назвать людей, сознательно ведущих саботаж и разложение собственной армии в условиях активных военных действий? А как назвать большевиков, ведущих разложение русской армии в Первой мировой войне? А как свои действия называли сами большевики после октябрьского переворота? Своё предательство они называли агитацией. Это лишь пример субъективизма. Человек поступает так, как ему выгодно. С этой точки зрения он может предать только одного человека: себя самого, и никого больше. Вот только предать самого себя человек не может. Не так он устроен.