Смотрю на истекающих кровью раненых. Их призывы о помощи тонут в ругани схватки ещё живых. Озверевшие гвардейцы вырезают остатки амазонок. Женский визг теряется в басовитой перекличке привычных к командной рубке мечников.
Я давно подозревал, кто он такой. И то, как легко он разделил и натравил друг на друга этих людей, мужчин и женщин, только укрепило мои подозрения.
— Отвратительно.
— В самом деле?
Он критически осматривает коридор.
— Ты просто устал, — заявляет Василий. — Здорово дерутся!
— Они убивают друг друга!
— Вот именно. Не стоит им мешать. Тем более, у нас свои дела…
Я чувствую, как шатается под ногами пол, внезапно вспотели ладони; я тру их о материю брюк и с ужасом озираюсь.
— Господи! — прорывается стон. — Боже мой! Калима!
Поворачиваюсь назад и делаю несколько шагов.
— Боже мой! — я не слышу своего голоса, спазмом перехватило горло. — Калима!
Натыкаюсь на Василия.
— Что ты скулишь? — по-прежнему улыбаясь, он разводит руками. — Всё, кончилась твоя Калима. Ты её бросил, побежал вперёд. Вот она вся и вышла…
Я обхожу его и ору во весь голос:
— Калима!
Мой вопль перекрывает шум боя. То ли у меня в ушах заложило от собственного крика, то ли и вправду обе стороны опомнились, пришли в себя от навязанного им наваждения, и всё стихло…
— Калима! — истерически кричу я.
Нет, со слухом, вроде бы, всё в порядке. Это мир онемел от моего горя. Я опять проиграл.
И опять передо мной возникает Василий. Ощущение, что он вырастает из пола. Как гриб в ускоренной съёмке. Всё такой же улыбчивый, бесконечно терпеливый к моим глупым, детским заботам.
— Да всё в порядке, парень. Что это ты так расстроился?
Я прыгаю на него, стремительно распрямляя правую руку в сабельном ударе по горлу. Обычно этот приём у меня неплохо получается.
Но не сегодня. Уже в полёте чувствую, что не успеваю. Погода, наверное, нелётная…
Откуда у этой громадины такая скорость? Я вижу, как он спокойно, без напряжения, перетекает в нижнюю позицию. Я уже не могу остановить руку: она рассекает воздух в том месте, где лишь четверть мгновения назад была его голова. Я открыт. Я попался. Вижу его пальцы, змеиным жалом несущиеся к моему лицу. Пытаюсь прикрыться плечом, наклонить голову.
Нет, не успеть. Глаза!
Боль. Я вою от боли. Только теперь начинаю падать, но упасть мне не даёт беспощадный удар под диафрагму. Вой застревает в глотке, огненным ручейком по трахее возвращается в лёгкие и разливается в них лавовым озером.
Теперь в огне каждая альвеола, каждый капилляр. Все эти годы они трудолюбиво вытаскивали из воздуха кислород и насыщали им мою кровь. А теперь кроме огня им нечего мне дать. В мире нет больше воздуха. Кончился.
Я не чувствую падения. Не понимаю, где верх, где низ.
Где там у меня руки, где ноги. Голова! Где моя голова? Ведь была же! Как сейчас помню. Время истекает бесконечными секундами, а я всё ещё цепляюсь за жизнь. Нет мыслей, раздумий. Нет ничего, кроме мутного розового тумана и боли, навечно поселившейся в избитом, измученном теле, и слабости, ядовитым дурманом ползущей по сведенным судорогой мышцам…
Вводная лекция по рукопашному бою. Это ещё до того, как синяки становятся неотъемлемой частью жизни. Они будут менять цвет и место: вспыхивать фиолетовыми звёздами, превращаться в оранжевые туманности, чтобы опять вспыхнуть сверхновой уже в другом месте. Болят мышцы, сухожилия. Болит всё. Плечи, локти, колени, ступни. Такое ощущение, что все шарнирные сочленения скелета просверлены насквозь, кто-то вставил в отверстия ржавые гвозди и забыл их смазать синовием. Это ещё до бесконечных ссадин на костяшках кулаков, до одуряющей боли в кистях, до вывихнутых суставов пальцев… до всего этого вам говорят: "Внимание, бойцы! Вот вы такие сильные, ловкие и проворные, но так и останетесь спортсменами, если забудете о Том Парне… ". И все вокруг кричат: "Каком? Каком парне?"
"Том Самом. Это происходит всегда. У кого раньше, у кого позже. Но всегда. Он убьёт вас".
И все: "Как же так? Убьёт! Том Сам нас убьёт! Таких славных, таких молодых. Плохо!"
— Хорошо, — заявляет капрал.
И по мере того, как звереет его лицо и краснеет шея, разговоры стихают, каждый становится всё меньше и меньше. И вот уже перед ним не развязные новобранцы, а жалкие, испуганные крысята; они прячут глаза, горбят спины и втягивают в плечи головы.
— Чем раньше вы поймёте, что ваша задача сдохнуть, тем лучше вы с этой задачей справитесь. Запомните: ваша жизнь закончилась, здесь и сейчас. Там, — капрал показывает себе за спину, — вы никому не нужны. Там вы источник беспокойства и неприятностей для людей, которым хватило ума и денег не оказаться здесь, на вашем месте. Вы — не спортсмены, вы — убойная сила. Расходный материал. Вы должны исходить из того, что каждая ваша схватка — последняя. Вы должны любить своего противника, потому что только он может подарить вам покой. Недаром в Библии написано: "возлюби врага своего". Молитесь на того парня, который сейчас так же как и вы, стоит где-то на плацу и потеет перед своим наставником. Однажды вы встретитесь с ним, и он отправит вас в бессрочный отпуск…