Мучения продолжаются.
Наше движение проходит в стороне от оазисов: боюсь наскочить на мель, — потом очень сложно резиновый мешок развернуть и стащить на "глубокую" воду. У нас уже раз такое было. Проморочились целый день и легли спать усталые, недовольные друг другом.
До финиша уже недалеко.
Я много размышляю над совсем не праздным вопросом: почему нас до сих пор не обнаружили? Трудно себе представить охрану из беспечных разгильдяев, которые за двадцать километров до объекта уничтожают авиатехнику, истребляют гражданскую экспедицию и не замечают появления в непосредственной близости от себя двух человек. Мокрых, замёрзших, злых. Есть, конечно, вероятность, что мы обнаружены давно, а игнорируют по причине отсутствия у нас оружия. Или мы забрались слишком глубоко и находимся в мёртвой зоне, где наблюдение не ведётся вовсе…
Василий опять проваливается. Я тоже падаю. Трава под лыжами расползается, не держит. Достаю монитор и убеждаюсь, что конечная цель нашего пути прямо перед нами, до острова не больше километра. Если бы не ливень, мы бы уже видели первый контейнер. Дальше придётся бурлачить, шагая по дну. Это не просто. Травяной покров здесь уже не держит, но идти, раздвигая траву, — нелёгкая работа. Особенно, когда полтонны за плечами.
С большим трудом освобождаю ногу от травы, я отстёгиваю "лыжи". Василий делает то же самое. Он долго их рассматривает, потом с очевидным сожалением отбрасывает далеко в сторону. Да! Культурный человек сразу чувствуется по тяге к прекрасному! Но топливные мешки закончились, и "лыжи" нам вряд ли ещё раз понадобятся.
— Ловко это у тебя получилось, — сказал он.
— Ну, чем-то же я занимался перед тем, как стать шпионом, — мне приятна его оценка, но почему-то чувствую себя неловко, поэтому добавляю. — "Ещё я пишу"!
— "Читаю, пою и пляшу", — тут же подхватывает Василий.
Ну, что ж, по крайней мере, у нас были одни духовные наставники.
Я поступаю с "лыжами" так же, как и Василий. Мы "разбиваем" ботинками траву и по грудь проваливаемся в воду. Одного короткого взгляда достаточно, чтобы понять: "по грудь" — это относится только ко мне. Василию вода поднимается чуть выше пояса. Наваливаемся на коромысло и, отталкиваясь от плотного, скованного мерзлотой дна, продолжаем движение.
Улыбаюсь. Я и в прошлый раз в этой ситуации улыбнулся. Не могу избавиться от наваждения, что если бы я сел Василию на шею или уселся сверху на мешок, напарнику было бы только легче…
Он раза в два меня тяжелее и раз в пять сильнее. У меня была возможность в этом убедиться. В самом начале нашего пути, ещё с первым мешком, коромысло всё время норовило впиться мне в грудь и развернуть в обратную сторону. Но прежде, чем я успел попросить его умерить силу, он взялся поближе к тросу, уменьшив тем самым плечо, моменты сил уравнялись, и, в полном соответствии с законами физики, дальнейшее движение проходило равномерно, поступательно, прямолинейно.
Только очень тяжело.
Спустя две сотни шагов возникает стойкое ощущение топтания на месте. Наверное, Василий чувствует то же, потому что, не сговариваясь, мы вместе оглядываемся назад. Причина снижения скорости очевидна: чем "слабее" травяной ковёр, тем больше он прогибается над мешком с топливом, увеличивается площадь соприкосновения, стало быть, растёт сопротивление движению трением.
Опять физика!
В ясную погоду я бы попытался отыскать фарватер буксировки первого мешка, но при такой видимости, как сейчас, — пустая трата времени. Придётся "чистить" воду ещё раз.
Но сначала необходимо выбраться наверх и согреться.
Я по-прежнему боюсь переохлаждения; пожалуй, даже больше, чем шаров.
Первым на вздувшуюся над мешком траву взбираюсь я, потом, кряхтя и что-то нашёптывая, карабкается Василий. Пытаюсь ему помочь, но это лишнее. Несмотря на вес и размеры, он достаточно ловок и проворен для такой физкультуры.
Усаживаюсь на скрещенные ноги, разворачиваю плечи и чуть приподнимаю голову. Теперь ничто не препятствует вентиляции лёгких. Закрываю глаза и концентрируюсь на дыхании, стараюсь отвлечься от холода и сырости, выпросить у своего тела ещё толику калорий, чтобы согреться. Долгий изучающий взгляд Василия мешает, не даёт сосредоточиться. Он всегда наблюдает за мной, но я не столько замечаю, сколько чувствую его внимание. Приятно, что он ни разу не пожаловался на наш скудный рацион. А ведь "греть" ему нужно куда большую массу, чем мне.
— Как тебе удаётся хранить спокойствие духа? — неожиданно спрашивает Василий. — Положение безвыходное: сыро, гадко, мерзко… А ты всю дорогу улыбаешься!