— Рыжик, это я — Гриня, давай ко мне на седло запрыгивай.
— Молодец, бежал таки от беляков, — радостно ухватился за сильную руку спецназовца, и влетел в седло беспризорник.
— Куда лучше уйти от белых? — на ходу спросил Григорий.
— Давай так прямо, а там подскажу, будем уходить из города через Шатиловку, туда белые не сунуться — народ там мрет от тифа и больница для бродяг…
— Понял, рыжик, а звать тебя то как?
— Никифор Матвеевич!
— Да, ладно уж тебе, можно попроще — Никиша, годков то сколько?
— Двенадцать, зови Никиша, только дядя Гриша, в Крым меня взять обещал, не обмани!
— Да, ты что, Никиша, меня с того свету достал, как же обмануть то?
Держась малолюдными улицами и пустырями, они попали в мертвый пригород города, где и собаки то не встречались на улицах. Проскакав еще верст десять проселочными дорогами, они приблизились к железнодорожной станции, где грузили лошадей и фураж для отправки на юг. Фронт начал готовиться к отходу на южные рубежи, где скапливались отборные части Белой армии, надеясь на южный плацдарм, как на последний оплот Белого движения.
— Никиша, ты уверен, что он на юг уходит? — в размышлениях спросил мальчишку Григорий. — По Крымской железной дороге, поезда веселей бегают, а это узкоколейка.
— Ну сумлевайтесь, дядя Гриня, они в Севастополь идут через Лозовую, я уже катался тут, да, по–правде сказать пшеницу мы здесь воровали, да вот мого знакомого подстрелили в мертвую… Вот с тех пор не сувался сюды.
— Эх, рыжик, где ты только не бывал! — потрепал капитан по рыжим вихрам беспризорника. — Ладно, так когда он трогается паровоз?
— Вон уж скоро, вишь они закрывают вагоны, не пужайтесь, дядя Гриша, там охраны почти нет.
— Ладно ты на поезд своим ходом, а я стало быть по культурному, вон с офицером переговорю, а то вон стапеля уже убирают с вагона.
Простившись ненадолго, Григорий послал своего коня вперед к готовому отойти составу. Его заметили издалека и два солдата опустили в его сторону винтовки, присев на одно колено.
— Не стрелять, капитан Семенов здесь, — поднял он им навстречу руку. — Поручик, как идет погрузка?
— Поручик Гладышев, господин капитан, — козырнул белогвардейский офицер, — все почти готово, через 10 минут уже можем трогаться.
— Отлично, голубчик, у меня приказ из Штаба армии Кутепова следовать с вашим эшелоном до конечного пункта.
— Превосходно, господин капитан! Изволите лошадь в вагон загнать?
Григорий Семенов спрыгнул с коня и отдал поводья солдату.
— Только не забудьте напоить его и дать фуражу.
— Будет сделано, Вашескбродь, не переживайте, мы с понятием относимся к скотине.
— Да, ты что такое говоришь, он мне, как брат родной, — похлопал спецназовец своего коня по загривке, а довольный поручик лишь подкрутил свои усы вверх с улыбкой.
Капитан поманил к себе поручика и вполголоса спросил.
— Как матушка звала, господин поручик?
— Иваном, с самого детства, — немного растерялся лет 22–х белогвардейский офицер.
— Ваня, в городе красные начали орудовать… Я с секретным приказом следую до самого юга. И что бы ни одна ж–и-в–а-я д–у-ш–а, — Григорий растянул последние слова и заглянул в глаза поручику, которого немного затрясло от страха, — ни одна…. не знала, что я на поезде, даже станционные опричники. Понял, Ваня? Где у вас вагон с сеном?
— Так точно, господин капитан, вон он идет сразу за паровозом… А вот завтра в полдень вам щи, да кашу принесть?
— Да погуще, — улыбнулся он поручику и пожал в знак благодарности руку. — Эх, Россея–матушка, такие офицеры славные у нас, а мы все бежим, да бежим на юг.
Скоро состав тронулся, набирая скорость по рельсам узкоколейки, а сверху вагона капитан уже услышал босоногие шажки Никиши. Капитан открыл дверь и тотчас как воробья подхватил на руки мальчишку, которого аккуратно и с заботой поставил на сено.
— Ну, Никиша, можешь спать отсыпаться, ни кто нас не побеспокоит до самого Севастополя, а завтра еще щи, да кашу принесут…
5
Утро 28 ноября 1919 года принесло в Севастополь пронизывающий ветер с северо–востока и первые хлопья снега. Он тут же таял на земле и дорогах, но было неуютно и холодно. Солнце спряталось за тяжелыми серебристыми тучами, словно и не было еще вчера хорошей солнечной погоды. Морской шторм в четыре балла, разбиваемый молами, набегал огромными бурунами на пирс, однако внутри Большой бухты было спокойно.