Лучшее время для работы. Полумрак. Запах табака. Полная пепельница у монитора.
Галустян сунул в рот сигарету.
Глубокая, сладкая затяжка… Еще одна… Сигареты были на редкость приятные. Только привкус какой-то странный. Приятный, но странный… Очень приятный… И очень странный…
Галустян откинулся, расслабляясь, на спинку вертящегося стула. Провел пальцами по лицу. Дым сигарет туманил голову. Становилось хорошо.
Еще одна затяжка…
Галустян замер, уставившись в монитор. Графики на нем вдруг заплясали в такт биению сердца. Грудь стиснуло внезапно навалившееся томление.
— Что за черт, — прошептал он.
Мысли стремительно стали путаться.
По инерции Галустян сделал еще одну затяжку…
В квартире что-то изменилось. Он с трудом повернул деревенеющую шею. Его нисколько не удивило, что в квартире он уже не один.
Серый человек мягко, как кошка, вошел в комнату и аккуратно уселся на пискнувший стул напротив. Положил дружески руку на плечо хозяина квартиры.
— Кто ты? — выдавил Галустян.
— Я твой друг, — последовал ответ.
И ученый не находил никаких оснований не доверять этому утверждению. «Друг» был тем типом, который недавно угостил ученого сигаретой.
Где-то в глубине души Галустяна еще теплились остатки здравого смысла. Он понимал, что так не должно быть, и что виной всему та проклятая сигарета, в которой намешана какая-то дрянь. Но пучина уже затянула его сознание, и выбраться на поверхность уже невозможно.
— Твои руки тяжелеют. Твои веки тяжелеют, — журчал голос.
Свет ополовиненной Луны затоплял все вокруг. Предметы теряли свои очертания. Теряли свой смысл.
— Ты переутомился. — Голос серого человека обволакивал, как болотный туман. — Ты переутомился. У тебя был тяжелый день. Жизнь тяжела. Она тяготит тебя.
— Нет. — Вдруг что-то восстало в душе Галустяна. Ему захотелось убедить незнакомца, что жизнь вовсе не так плоха. Но он понимал, что не докажет ничего… Да и жизнь действительно тяжела…
— Ты хочешь написать друзьям, — продолжал обволакивать голос, такой же серый, без оттенков, как и его хозяин. — Пиши… Это важно. «Я устал от всего. Не вините меня».
— Я устал от всего, — послушно повторил ученый и перевел взгляд на стол. Перед ним уже лежала бумага и любимая авторучка — «Паркер» с полуоткрытым золотым пером. Эта вещь осталась от старых, коммунистических времен. Тогда она стоила бешеные деньги — тридцать рублей…
Перо привычно зашуршало по бумаге. В одном месте зацепилось, и на лист черным вороном села клякса… Непорядок… Галустян обеспокоенно заерзал, но голос серого человека успокоил его.
— Все в порядке. Ты устал. Ты хочешь дописать письмо. Пиши…
Письмо дописано. Белый лист лег на клавиатуру компьютера. Гость извлек из кармана таблетки. Вытряхнул себе на ладонь. Они были красные.
— На. Это поможет. Это успокоит. Это сделает жизнь лучше.
Галустян верил ему. И глотал таблетки, запивая прямо из бутылки кока-колой, которую услужливо взял на кухне гость.
— Прощай! — серый человек ушел.
Лунный свет все глубже засасывал, как зыбучий песок. И у Галустяна не было сил сопротивляться. Ему хорошо. Как было обещано, ему очень хорошо.
— Я устал. Не вините меня, — прошептал он…
— Мне нужен боржоми в стеклянной бутылке, девушка! В стеклянной! А не это пойло, — возмутился очкастый, круглолицый здоровяк, подбрасывая пластмассовую бутылку с таким видом, будто хотел запустить ей в официантку.
— Поищем, — пролепетала девушка.
— Уж поищите! — Круглолицый вытряхнул из коробочки зеленую таблетку, проглотил ее и с жадностью набросился на солянку в глиняном горшочке.
— Здоровье бережешь? — спросил красивый чеченец в бежевом костюме, сидевший за одним столиком с круглолицым.
— Оно у меня одно, Рустам. Одно! И его не купишь! Поэтому я должен пить настоящий боржом.
— Будто паленый боржоми нельзя в стеклянную тару закачать.
— Можно. Но труднее…
— Тебе на диету надо, — рассудительно произнес Рустам, но в глубине его глаз скрывалась насмешка.
— Не надо. Диета ввергает меня в невроз. От нее вреда больше, чем пользы. Просто нужно есть строго по расписанию.
«Особенно, когда на халяву», — подумал Рустам, без всякого аппетита перемешивая ложкой солянку.
Придорожный ресторан — вполне подходящее место для конфиденциальных встреч. Народу в зале немного. Несколько шоферюг расселось по углам. Еще двое крепких бойцов с настороженными глазами сидели у входа — это охрана Рустама.