Саперы 2-го отдельного парашютно-десантного батальона проникли на неприятельский склад и заложили заряды. Так ахнуло – взрывной волной гнуло сосны, как в бурю. Вырвало рамы в ближних избах, повалило заборы…
На Большое Опуево градом повалились снаряды – зенитчики, охранявшие аэродром Демянска, вступили в бой. Чадные султаны взрывов вспыхивали на дороге, на улицах, по берегам речонки.
Немецкие командиры гнали подкрепление на машинах по зимнику в Большое Опуево. Десантники из засады подожгли бронетранспортер – закупорили узкий путь. С рассветом враг осмелел, и потери лыжников МВДБ возросли. Раненых парашютистов переносили в сарай, к комбату А.Н. Струкову.
Над лесом, огибая Большое Опуево, пролетела «рама» – оглядывала поле боя. Летчик сделал круг над селом. Самолет скрылся, а снаряды стали ложиться прицельно, очевидно, авиатор скорректировал огонь.
Оценив обстановку и выслушав разведчиков, искавших в селе склады с продовольствием, капитан Струков отослал связного в штаб бригады: «Гарнизон разгромлен. Несу большие потери. Продуктов тут не нашли». Не дожидаясь ответа, согласно приказу на опуевскую операцию, комбат-2 распорядился тщательно перевязать раненых, собрать документы убитых немцев и съестные припасы врага. Затем приказал батальону отходить в лес, в заранее условленный район диких урочищ Невьего Моха.
Алексей Николаевич оставил с собой санитара и сержанта Ивана Карасева, бывшего колхозника из вятской деревни. Сержант и еще несколько бойцов из его отделения заняли круговую оборону, взяв под защиту раненых товарищей и своего командира.
– Отвлекайте немцев на себя! – требовал капитан Струков.
Он подполз к распахнутым воротам и тоже палил из автомата, рядом лежал Иван Мелехин, успевая заряжать диски и попеременно подавая их комбату, менял автоматы.
Уже укрылись в сосновой гущине отходившие от Опуева роты и взводы. Немцы, казалось, успокоились. Затихла пальба. Умолкли зенитки в Глебовщине. Трещало пламя на месте склада боеприпасов…
Десантники, оставшиеся в сарае, посчитали гранаты, перебрали патроны в подсумках, поправили повязки. Разгоряченные боем, они не ощущали холода. Не замечали они и рассветной зари, что окрасила небо над лесом.
Из Малого Опуева доносились одиночные выстрелы. Струков прислушался к ним, стараясь выделить свои. Он надеялся, что напористая атака здесь помогла Жуку переломить ход схватки там, в Малом Опуеве. Убедившись, что перестрелка замирает, Алексей Николаевич прислонился к стенке, нашарил планшетку, вынул листок бумаги и лихорадочно царапал карандашом:
«Ирина, будь счастлива. Не моя вина, что не дожили, не долюбили. Целуй всех! Твой навеки Алеша».
Адрес писал, отогревая пальцы дыханием: «Орджоникидзевская железная дорога, станция Карамык, Степная улица, дом 64».
– Спрячь, Иван, подальше! – Алексей Николаевич сложил бумажку вчетверо и подал ее Карасеву. – Если что… съешь, чтобы немцам не досталась. Смотри, сержант!
– Да выручим мы вас, товарищ капитан! Вишь, притихли. Сейчас проберемся к речушке – укроет берегами. Уйдем к своим, вот увидите! – Иван Мелехин, отчаянный пермяк из Верещагинского района, щурил глаза, высматривая путь из сарая. В бою он прикладом укокошил здоровенного ефрейтора, отобрал его «шмайссер». А от осколка зенитного снаряда не уберегся – нога неподвижна.
Из леска, со стороны Малого Опуева, оглядываясь и пригибаясь, пятились одиночные солдаты в темных шинелях – ускользнули от огня десантников. Капитан видел в смутном мареве раннего утра, как по огородам ползла цепь гитлеровцев, окружая сарай. Ползла без выстрелов, тишком. Лишь борозды оставались снежные. Не стреляли и отступавшие враги из Малого Опуева, очевидно, обманутые тишиной в селе.
– К бою, товарищи! – просто сказал Струков, переводя автомат на стрельбу очередями.
Раненые и здоровые лыжники, рядовые и командиры, равные в этот смертный час перед Родиной своим долгом, заняли позиции, выцеливая врага по своему усмотрению. Забылось и про холод, и про голод, и про далекий дом – одно на уме: не подпустить близко немца!..
Из крутого русла речушки, укрываясь за кустарниками и проворно работая локтями, полз десантник в порванном балахоне. Лицо покраснело и алым пятном выделялось на снежном фоне. Уже рассвело, и оборонявшиеся хорошо опознали гонца: «Какую весть несет?»