Очередь рядом проходит — пятисантиметровые дырки в снегу. Тут и легкое ранение в руку или в ногу — означает одно — смерть. Выносить никто не будет за линию фронта. Раненых и обмороженных устраивают в лагерях…
— Командование фронта обещало начать ежедневные авиарейсы — подвоз боеприпасов, продовольствия, пополнения и эвакуация раненых, — доложил начальник штаба Шишкин.
— Начать… Ещё задачу не начали выполнять, а уже такие потери… — горестно покачал головой комиссар Мачихин. — Слышали? Начштаба первого батальона — Пшеничный — уснул у костра? Обгорел и даже не заметил.
— Товарищ подполковник… — сказал Шишкин, — Если не разрешим вскрыть НЗ — потери возрастут.
Тарасов нахмурил брови, подумал…
— Пиши приказ. Пора. Надеюсь, что фронт не подведет.
Плащ-палатка над входом вдруг приподнялась:
— Товарищи командиры, — в снежный блиндажик заглянул взволнованный начкар, — Тут пленных привели!
— Ого! — приподнялся Мачихин. — Кто отличился?
— Да они сами вышли!
— Как сами? — не понял Тарасов.
— Это наши пленные! — почти крикнул начкар. — Ходят по лесу в чем мать родила, из оружия только один топор…
— Как наши? — переглянулись командиры и по очереди выскочили наружу.
Перед блиндажом сидели семеро красноармейцев в драных шинелях, без пилоток. А один вообще в подштанниках. В двадцатиградусный мороз начала марта…
Увидев перед собой высокое начальство, мужики начали приподниматься. Тарасов махнул рукой:
— Сидите. Кто такие?
Один все-таки встал:
— Рядовой Ефимов — третий эскадрон четвертого кавалерийского полка. Попал в плен в сентябре сорок первого при выходе из окружения.
И упал.
— Так…
— Документов, конечно, нет? — подал голос уполномоченный особого отдела.
Обтрепанные, истощавшие, почерневшие от мороза бойцы промолчали, продолжая тихо грызть сухари, которыми поделились сердобольные десантники.
— Остынь, Гриншпун… Не видишь, что ли? Лейтенант, — повернулся подполковник к начкару, — Покормите людей. Выдайте нормальную одежду, табак и… И водки. Только немного.
Через час все семеро стояли перед командирами.
— Значится, товарищ подполковник, в плен я попал…
— Мало меня интересует, где и как ты боец в плен попал, — обрезал его Тарасов. — Меня больше интересует — как и откуда ты бежал. И представься для начала…
— Боец Филимонов, товарищ подполковник. А бежали мы с лесозаготовок. Под Демянском сенобаза есть. На Поповом болоте. Не растет ни черта — мох только. Вот. А на той сенобазе — бункеры, штук шашнадцать…
Мачихин вдруг заметил, что у бойца Филимонова нет половины зубов…
— Окон нет, дверей тоже. Норы, только бетонные. Там нас и держат. Вернее держали, — поправился Филимонов. — Мрут как мухи все. Каждый день — тех, кто на ногах стоит — заставляют боеприпасы немцам таскать. Снарядные ящики али с патронами. Еду не доверяют. Кто упал — сразу стреляют. Кто слабые — те крючьями мертвяков по углам лагеря растаскивают, чтобы не мешались. А нас на аэродром бросили — снег расчищать. Вот оттуда мы и дернули. Четверо суток по сугробам, товарищ подполковник…
— Карту читает кто из вас? — спросил начштаба. — Можете показать, где аэродром?
— Неее… — в один почти голос загудели красноармейцы. — Мы ж не обученные…
— Жаль… Населенные пункты, — какие рядом были?
— Святкино проходили…
— Понятно, — кивнул Тарасов. — Силантьев, забери бойцов. Нам тут поговорить надо.
Караул вывел бывших пленных из блиндажика.
— Ну что, отцы-командиры, делать будем? — начал Тарасов. — Вот вам и первые разведданные.
— Сомнительные, товарищ подполковник… — подал голос особист.
— Без тебя знаю, особый ты, Гриншпун, уполномоченный, что сомнительные. Других пока не имеем и не предвидится, — отмахнулся командир бригады. — Думаю в район Гринёвщины надо разведчиков сгонять. Доставай карту…
Ещё полчаса командование бригады размышляло над возможностью операции. Опасно, но эффективно. И эффектно. Накрыть силами бригады аэродром, который питал всю — ВСЮ! — окруженную немецкую группировку, цель очень заманчивая…
Очень!
— А с бойцами — что делать будем? — спросил в конце разговора осторожный, в соответствии с должностью, Гриншпун.
— В штат зачислим. Лишними не будут.
Гриншпун скривил нос:
— Не по порядку…
Тарасов сильно сузил глаза:
— Не по порядку их сейчас в тыл выводить под конвоем. У меня… У нас, — поправился он, лишних людей нет. Комиссар согласен?
Мачихин, из-за своего медвежачьего роста почти лежавший на лапнике, согласно кивнул: