«Вышли в район сброса грузов, продовольствия нет!»
И через два дня:
«Уточняю пункт выброса продовольствия … Юго-западнее Малое Опуево, повторяю координаты для выброски продовольствия — лесная поляна юго-западнее Малое Опуево. Дайте что-нибудь из продовольствия, погибаем, координаты …»
Невероятными усилиями, через мороз, бурелом и стычки с немцами, бригада все же продралась на болото Невий Мох. В рюкзаках оставались только по две плитки шоколада. Брать их можно было только по приказу командира. Съел раз в день дольку — вся норма. У тех, кто воевал на финской — сохранился чай. «Чай не пьешь — какая сила? Чай попил — совсем ослаб…»
Продралась бригада на точку встречи с двести четвертой бригадой подполковника Гринёва. Но гринёвцев там не было. Не было и обещанного снабжения.
Тарасов обходил батальоны. Сил не было и у него, но упасть, лечь, уснуть — он не имел права. Пацаны смотрели на него и держались им.
В третьем батальоне его угостили горстью берёзовых почек. Подполковник похвалил комбата за организацию питания, стараясь скрыть злость на командование фронта. Где же самолёты??
— Товарищ капитан… Ой, простите! Товарищ подполковник! Разрешите обратиться к товарищу капитану! — подбежал к командирам молодой десантник с рыжей щетиной на щеках.
Тарасов молча кивнул.
— Товарищ капитан… Дозор, похоже обоз немецкий обнаружил. Пять саней. Еле ползут по дороге на Малое Опуево.
Глаза десантника лихорадочно горели. Командиры переглянулись:
— Действуй, комбат!
Комбат-три молча козырнул и побежал поднимать бойцов.
Лес зашевелился. Из вырытых в снегу ям, укрытых маскхалатами, выбирались — по двое, по трое — десантники надевали усталыми, обмороженными руками лыжи и исчезали в кустах.
Тарасов, дождавшись, когда последний из красноармейцев исчезнет в густом подлеске, решил передохнуть. Он спустился в ближайшую яму и прислонился к снежной стене. Едва прикрыл глаза и…
И услышал чьи-то крики.
Ругнувшись про себя, он досчитал до трёх, собрался и пружиной выскочил из снежной ямы. Метрах в ста кучка бойцов кричала на все болото.
— Что кричим, а драки нет? — подошёл подполковник к скандалистам.
— Смирно! — рявкнул кто-то из бойцов. Тарасов, приглядевшись, узнал в скомандовавшем комиссара третьего батальона.
— Куклин? Ты почему не с батальоном? — удивился комбриг. — Что тут у вас происходит?
— Смотрите сами…
Бойцы расступились.
На снегу лежал десантник. По почерневшему от обморожений лицу его текли слезы. И он грыз какой-то красновато-жёлтый кусок.
— Не понял…
— Тол жрет, товарищ подполковник! Гранату раскурочил, тол вытащил и жрет!
Тарасов почти без размаха пнул бойца по рукам. Кусок взрывчатки вылетел из ослабевших рук десантника и по большой дуге скрылся где-то за деревьями, сбив с еловой лапы ломоть снега.
Комбриг сунул руку в карман и вытащил кусок сухаря. Потом присел перед десантником:
— Жрать хочешь? На, держи.
Десантник вцепился в сухарь скрюченными пальцами и, почти по-звериному воя, сгрыз его в пару секунд.
— Теперь тащите его к медикам. Промывание ему сделать. Бегом!
— Товарищ подполковник! А что, он с ума сошёл? — опасливо спросил Тарасова один из бойцов.
— Нет. Просто с собой не совладал. Тол, он сладковатый на вкус. Вот… держи записку. Военврачу передашь. Бегом! Десантура…
Потом Тарасов подошёл к комиссару батальона:
— Непорядок, комиссар, непорядок… Скоро у тебя бойцы друг друга начнут жрать.
Тарасов знал, что это уже пятый случай по бригаде. Но скрывал это от комиссара батальона. Впрочем, Тарасов догадывался, что Куклин в курсе происшествий.
Такое трудно скрыть.
Если вообще возможно…
— Догоняй батальон, комиссар. Обоз берите. От вас сейчас вся бригада зависит…
Ефрейтор Шемякин грыз еловую веточку, пытаясь заглушить сосущую боль в пустом желудке. И наблюдал сквозь прицел за немецкими обозниками.
Те почему-то остановились прямо напротив него. Слезли с саней, скинув с себя ворохи какого-то тряпья. Достали лопаты и пошли в лес. Прямо на ефрейтора.
Шемякин слегка заволновался, играя пальцем на спусковом крючке.
Немцы гортанно лаялись на весь лес.
Один из обозников был с черной повязкой на глазу.
«Словно пираты Стивенсона…» — вспомнил Шемякин, читанную ещё в детдоме книжку. И стал отползать назад: «Да где же батальон?»
Дозорных было трое — почти все отделение. Четвертый был послан в расположение батальона за помощью. А немцев было десять…
Шемякин осторожно показал ладонью — назад! назад!