Имоджин не знала, сколько времени делала упражнения на релаксацию, прежде чем ей действительно удалось уснуть. Должно быть, во сне она перевернулась на бок, потому что проснулась, лишь когда почувствовала, что за спиной свернулся Алекс.
— Пора ужинать?
— Еще нет. Дети пошли во двор, часок в снегу поиграть.
Тело оставалось негибким и напряженным. Алекс водил ладонью по ее шее, разгоняя напряжение.
— Детка, что стряслось? Это всё те телефонные звонки? Что еще выкинула злая ведьма из Нижнего Ист-Сайда?
Это заставило Имоджин слабо улыбнуться. Они стали называть Еву злой ведьмой из Нижнего Ист-Сайда, когда общий знакомый сообщил, что та переехала в фешенебельную квартиру над гастрономом Whole Foods на Хьюстон-стрит. Предположительно, основатель «Фейсбука» Марк Цукерберг где-то там снимал лофт, и именно потому Еву приводило в такой восторг новое место жительства. Ей нравилась близость к знаменитостям.
— Ева настояла, чтобы сегодня весь персонал пришел работать к ней домой, и не сказала мне об этом, — с каждым произнесенным словом Имоджин чувствовала себя все более и более инфантильной девочкой.
К счастью, муж решил отнестись ко всему серьезно.
— Ты говорила об этом с кем-нибудь? С кадровой службой, например? Обращалась к Уортингтону? Такое поведение ни в какие ворота не лезет.
— А что я им скажу? Что Ева собрала у себя дома всех, кроме меня? Ладно тебе, Алекс, не настолько я мелочна.
— Дело не только в этом… хотя, думаю, против того, чтобы начальница заставляла подчиненных прийти к себе домой, могут быть серьезные возражения правового порядка. Я имею в виду все эти увольнения и вербальное насилие в офисе. Всё вместе. Нужно, чтобы кто-то помимо тебя вмешался и разобрался в ситуации.
Имоджин не хотелось говорить об этом Уортингтону. Начать такой разговор значило признать поражение. Она перевернулась к Алексу лицом.
— Я должна.
Муж взял ее лицо в ладони.
— Что ты должна?
Боже, он что, действительно хочет заставить ее сказать это вслух? Нет, это унизительно, невозможно! Имоджин так его любила, что даже мысленно не могла бросить ему в лицо нечто подобное.
Алекс и так это знал.
— Ты не обязана кормить семью, Им.
— Обязана.
— Нет.
Она крепко зажмурилась, разочарованная идеализмом мужа.
— Открой глаза, Имоджин.
Она не могла.
— Я серьезно, открой, — голос Алекса звучал мягко. — Мы можем изменить множество вещей, не прямо завтра, но можем. Перестроить жизнь так, чтобы нам не нужна была твоя элитная редакторская зарплата. Скажем, почему бы нам не продать дом и не переехать в квартиру? Так живут очень многие люди. Мне ничего не стоит перейти в большую юридическую контору. Дети пойдут в обычную школу. Мы можем вообще переехать в другой город. Мы не пропадем. У нас за плечами хорошее образование и серьезная карьера. Для меня нет ничего важнее семьи. Мы всегда сумеем прожить, хоть с твоей работой, хоть без нее.
Имоджин не понимала, что на это сказать. Она всегда знала, что Алекс готов ее поддержать, но такого определенно не ожидала.
У них обоих было твердое намерение заняться сегодня ночью любовью. Но все же истощение, физическое и эмоциональное, победило, и, как обычно, они предпочли сон супружескому сексу.
Работая с Евой, Эшли довольно быстро поняла, что существует прямая связь между тем, сколько ты постишь ее лестных фоток в «Инстаграм», и тем, насколько ты ей нравишься. Поэтому она взяла за правило ежедневно выкладывать как минимум два хорошенько обработанных снимка своей начальницы, не забывая о комплиментарных хэштегах (#КлассныйБосс, #МилаяИлиМилейшая?).
Это давало ей иммунитет во время регулярных Евиных вспышек ярости. Лучше всего выглядел Евин правый профиль, и поэтому в снежный день Эшли выложила фотографии Евы, снятые справа: как она в спортивном костюме готовит соус гуакамоле и как притворяется, будто медитирует на заснеженном балконе со скрещенными ногами, большой и указательный палец на каждой возлежащей на колене руке старательно сведены колечком.
Эшли не могла сказать, что злится, это слово тут не слишком подходило: она просто чувствовала, что ее используют как пешку в Евином матче-реванше против Имоджин, и это выводило ее из себя. В жуткой квартире Евы хозяйка обходилась с ней хреново. Когда она сказала, что ей нужно уединиться, Ева скрепя сердце указала ей на совмещенный санузел при своей спальне, который оказался белым-пребелым, как палата в психбольнице, и немедленно стало ясно, почему Ева никого сюда не пускала. Совершенная белизна стен маленькой чистенькой ванной делала еще заметнее понавешанные там и тут желтые стикеры. На них выверенным Евиным почерком были написаны напоминания самой себе, которые, наверно, предполагалось читать по утрам: «Будь милой», «Благодари», «Будь вежливой», «Помни о зрительном контакте», «Не забывай улыбаться». Таким инструкциям должен следовать социопат, чтобы казаться человечнее. Под ними красовался девиз, выведенный ярко-розовой помадой: «Ты заслуживаешь всего!»