Еще одно изображение дочери. Оно было наложено на тело тучной женщины, красующееся на имитации обложки «Глянца». Подзаголовок гласил: «Даже моя мама думает, что я уродка». Пост собрал триста сорок пять лайков. Им поделились пятьдесят семь раз.
Чоткая Конфетка просто манда.
Глаза дочери молили о сочувствии. Сильная, уверенная в себе молодая женщина, представляющая на канале «Ютьюба» органические витаминные смеси, исчезла. Осталась испуганная маленькая девочка, которой нужна мама.
— Доченька, ты по-прежнему думаешь, что это Харпер Мартин?
Аннабель мотнула головой из стороны в сторону.
— Нет. Харпер противная, но она с компом не очень. Ей такого не сделать.
— А есть мысли, кто это может быть?
— Нет. Харпер, типа, самая противная из девчонок в классе, но не настолько противная. А потом пришло сообщение, и оно еще хуже.
— Что там написано?
— Там написано: «Твоя мама думает что ты уродка потому что не похожа на нее».
Имоджин пришлось приложить все силы, чтобы не заорать, не сходя с места. Но она, наоборот, только смягчила голос.
— Ты же знаешь, что я так не думаю, правда?
Аннабель не кивнула. Вместо этого она посмотрела в сторону:
— Иногда я думаю, ты хотела бы, чтобы я была такая же красивая, как ты.
— Аннабель, прекрати. Ты не такая красивая, как я. Ты еще красивее. Ты прекрасна. Знаешь, что я отдала бы ради таких прекрасных вьющихся волос, как у тебя, или ради твоей безупречной оливковой кожи? А у меня — ужасная, белая, как макаронина, кожа, она сразу краснеет, когда я оказываюсь на солнце. Ты самая красивая девочка из всех, которых я видела. Я не знаю, кто тебя дразнит. Но мы разберемся. Обещаю.
Пусть уж Алекс будет плохим полицейским. А дочь надо увозить.
— Поехали домой.
После того как вышли из офиса, Аннабель позволила Имоджин взять ее за руку.
Когда они уходили, Ева демонстративно пялилась на них, а с ее губ медленно исчезала странная улыбка. И Имоджин по пути домой все пыталась понять, что это значит.
Стоило Имоджин убедить дочь, что в словах Чоткой Конфетки нет ни капли правды, та забеспокоилась, что родители отлучат ее от «Ютьюба».
— Пожалуйста, не запрещай мне. Это мое самое любимое занятие в мире.
— Аннабель, я не хочу, чтобы сейчас ты вот так выставляла себя перед всеми. Ты еще слишком мала.
— Все так делают! Ты выставляешь себя в «Инстаграме». Ты выставляешь себя в журнале. А это — мое любимое дело. Пожалуйста, не запрещай мне его. Люди, которые смотрят мои ролики, — мои друзья. Может, я и не знаю их в реале, но они все равно мои друзья, а друзья мне нужны. Вы же с папой не всегда рядом.
Это задело, потому что было правдой. Теперь их обоих вечно нет дома. Как ей наказывать дочь, когда та обвиняет ее в том, что она — вечно отсутствующая мать? И каковы вообще на сегодняшний день ее приоритеты? Дурацкий модный журнал или собственный ребенок?
Она решила оставить все, как есть, и погладила по голове засыпающую Аннабель.
Лишь уложив детей, Имоджин вспомнила о разговоре с Уортингтоном. Теперь казалось, что он был целую жизнь назад.
— Уортингтон уходит из корпорации Роберта Маннеринга, — сказала она Алексу куда спокойнее, чем ожидала от себя.
— Что? — спросил он и выпрямился, сидя на кровати.
— Он взял отступного. И сказал, что многим в руководстве журнала тоже предложат отступного, чтобы снизить зарплаты.
— Что он собирается делать?
Имоджин рассмеялась абсурдности того, что говорил ей босс.
— Он свихнется через две недели, если не сможет руководить компанией.
— Знаю. Уверена, его быстро кто-нибудь перехватит. Он сказал, я тоже могу взять отступного.
— Правда? А как думаешь, что тебе предложат?
— Что-нибудь в районе годовой заработной платы.
Алекс присвистнул.
— Я не стал бы над этим смеяться.
— Я знаю, — тихо сказала Имоджин.
— Согласишься?
— Тут еще одно есть. Они могут продать «Глянец».
— Кому? Китайцам?
— Может быть, — ответила Имоджин. — А еще может быть — Shoppit. Помнишь, я рассказывала тебе про эту девушку, Эйрин Чанг? Я ходила встречаться с ней в офис Shoppit, — хоть Алекс и кивнул, Имоджин не сомневалась, что он понятия не имеет, о ком идет речь. — Я подозреваю, что она могла только притворяться дружелюбной, чтобы добыть информацию о моем журнале и купить его.
Алекс застонал.
— Похоже на вторую Еву.
— Я так не думаю. Правда, у меня не создалось такого впечатления, — Имоджин почувствовала, что ей хочется вступиться за Эйрин и ее мотивы.
— Ну я не знаю, детка. Я знаю только, что предпочел бы никогда не вести дел ни с одной из этих двадцати-с-чем-то-летних женщин поколения миллениума. Они зло, — Алекс вздохнул.
— Как думаешь, должна я с ней поговорить? Или написать по электронке? Что, если она купит журнал? Что, если мною будут командовать целых две Евы?
— Тогда, может, возьмешь отступного?
Теперь пришла очередь Имоджин вздыхать.
— Пока все это даже не укладывается у меня в голове.