В людном баре становилось жарковато, и девчонки из журнала поснимали свои короткие мотоциклетные куртки, сшитые из кожи всевозможных оттенков серого, коричневого и бежевого, явив миру безупречно загорелые плечи.
Их очень волновало новое приложение под названием «Йо».
— Что оно делает? — спросила Имоджин.
— Просто говорит «йо» всем, к кому вы захотите обратиться, — отозвалась девушка по имени Мэнди.
— И что это значит?
Мэнди коротко хихикнула.
— Это просто значит «йо», и всё, — она кивнула и помахала рукой в универсальном жесте приветствия.
— Глупость какая-то! — сказала Имоджин в полной уверенности, что это действительно глупость. Мэнди пожала плечами, а барышня Али энергично закивала:
— Ну и что? Я вот о чем — глупо или нет, но миллион в них уже вложили. Есть еще приложение, которое посылает картинки с тако.[26] Думаю, в него тоже кто-то вложился.
Раньше все ее времяпровождение с более молодыми сотрудницами заключалось в том, чтобы выпить вместе кофе или, изредка, коктейль. Сейчас все получилось невероятно задушевно. Правила приличия были оставлены. Однако девушки все равно вели себя с ней уважительно. Имоджин заметила, что все они носили те самые черные браслеты.
Когда пришло время заказывать вино, девушки положились на Имоджин. Перри из отдела маркетинга застенчиво вручила ей не блещущую ассортиментом винную карту.
— Вы, наверное, знаете о вине больше нашего, — предположила она.
Так оно и было, Имоджин знала кое-что о том, как выбрать хорошее вино из тех марок, которые никого не разорят, лишив сбережений за последние двадцать с лишним лет, но и не окажутся прямиком в желудке, миновав вкусовые рецепторы. Она заказала две бутылки Borsao rosé. В ожидании вина действие текилы немного выветрилось, и Эшли стала жаловаться, что ее мать водит машину, как сумасшедшая.
— Климакс, — недовольно буркнула она. Имоджин предпочла проигнорировать косые взгляды. Эти девчонки что, считают, что климакс приходит в тот же миг, когда тебе стукнет сорок? Да у нее дома четырехлетний сын, и по месячным часы сверять можно! Однако Имоджин решила не судить их строго. Когда ей было двадцать два, она тоже считала, что возраст, который начинается с тридцати, называется старостью. И Имоджин действительно переживала, когда ей исполнилось сорок, она заметила, что официанты на полном серьезе называют ее «мэм». Впрочем, одна подруга, разменявшая уже не пятый, а шестой десяток (о чем догадаться можно было, лишь заглянув в ее документы), говорила, что сорок лет — это «час пик жизни». Виктор Гюго называл этот возраст мудрой молодостью. Имоджин все еще чувствовала себя достаточно молодой и чувствовала, что находится в самом расцвете жизни.
— Я тоже с ума сходила, когда моя мама в самый неподходящий момент заявлялась ко мне из-за океана, — вступила она в разговор. — Она всегда привозила какие-нибудь английские подарочки вроде чая в пакетиках, саше[27] с лавандой или грелок. Она умудрилась раздобыть у управляющего ключи от моей квартиры и никогда не стучала, прежде чем войти. Поэтому, когда она приезжала, я всегда чувствовала себя неловко.
Она рассказала молоденьким коллегам, как, будучи в их возрасте, четыре дня работала на съемке знаменитостей в Лос-Анджелесе и вернулась в Нью-Йорк вечером накануне дня своего рождения, контрабандно прихватив с собой серебряное с блестками мини-платье от Версаче. А потом надела его на заднем сиденье такси вместе с серебряными танцевальными туфлями на ремешках, отгородившись от водителя тонким кашемировым палантином. Остальные коллеги из «Моды» ждали ее в дымном баре где-то в районе Гринвич-Виллидж; за давностью она не могла уже припомнить название заведения. Под конец вечеринки Имоджин явилась домой с похожим на Хью Гранта[28] типом. Когда на следующее утро мама вошла в квартиру, имея при себе булочки и лоскутное одеяло ручной работы, этот растрепанный джентльмен светил в потолок поразительно белыми ягодицами.
28
Британский актер, известный своим амплуа сердцееда — как в жизни, так и на киноэкране. В основном снимается в романтических комедиях и мелодрамах.