- Нууу… вроде ничего.
- А ты думаешь, наши не шпионят?
Маришка, Нинка и Наталья дружно захохотали.
- И даже не стесняются, - доверительно сообщила Маришка. – Мой чрезвычайно любопытный и необычайно шаловливый муж шарит в моем телефоне прямо при мне.
- Смотри, как все хорошо складывается: тебе даже не надо ничего скрывать. Отмораживаться от любых претензий ты уже научилась, так что у него два пути: или терпеть или идти в степь морозную.
- Степь да степь кругооом…
- Подожди, рано еще, - шикнула Нинка и снова вперила огненный взор в Ольгу. - Поверь моему опыту: если ему нравятся твои…эээ… глаза, он стерпит и твою прекрасную душу, и твоих подруг и всех твоих тараканов.
- Но, понимаете, самое ужасное, что у него есть женщина. Уже десять лет! И он от нее даже не скрывает.
- Ты что, за него замуж хочешь?
- Нееет. Но она мучается, я так не могу.
- А если бы скрывал, было бы лучше?
- Не знаю.
- А повлиять на его поступки ты сможешь? В ЗАГС их вытолкать сможешь?
- Нееет.
- Ну, и что тогда нам остается? Давайте выпьем все его вино и сожрем весь его сыр.
*
В воскресенье вечером Никки дождалась, когда в квартире Виктора погаснут все окна, кроме окна спальни, и тихо пробралась к нему. Ей даже удалось почти беззвучно открыть замок входной двери.
Виктор сидел в постели с ноутбуком на коленях, рядом на простыне были разбросаны несколько тонких папок и отдельные страницы какого-то документа с карандашными пометками. Он поднял голову и в свете прикроватной лампы посмотрел на прислонившуюся к дверной притолоке Никки. Платье из вареного шелка на тонких бретелях, спадающий с плеча широкий шарф, волосы перекинуты через плечо на грудь, босые ноги. «Аленушка у березки».
- Привет, Никки, рад тебя видеть.
Она приблизилась и, подогнув одну ногу, села на край кровати. Шарф медленно стек с плеча на пол.
- Как прошла неделя? Я скучала.
- Извини, был занят. Но я тебя предупредил.
- Ты всегда предупреждаешь. Но я все-равно всегда жду.
За прошедшие годы ожидание стало частью ее жизни. Она ждала в пятницу у окна, когда в переулке мелькнет его машина, когда он повернет ключ в замке, когда он пустит ее к себе в постель, когда оторвется от своих бумаг и заметит ее присутствие.
- Какие планы на следующую неделю? Я купила платье…
- В среду мне надо будет появиться у Нерсесянов. Но, извини, они празднуют серебряную свадьбу. Туда можно только с женами.
- Еще один довод в пользу нашего брака. Ты сможешь появляться в обществе своих толстых партнеров и их толстых жен с красивой женщиной.
- Звучит неубедительно. Для создания семьи этого явно недостаточно.
- Что же тогда тебе нужно?
- Не знаю, может быть… дети?
- Дети? Ты в первый раз заговорил со мной о детях. Но если ты действительно хочешь… ведь это не проблема, есть клиники, врачи…
Виктор посмотрел на ее талию: неласковый, оценивающий взгляд, которым окидывают хорошо знакомую вещь. Затем остановился на ее лице с таким знакомым ему выражением: твердо сжатые губы, напряженный расчетливый взгляд. Этот взгляд из года в год убеждал его, что их отношения лишь хорошо продуманная и выгодная им обоим сделка. И не более.
- Но детям нужна любовь, Никки. Ты сможешь любить ребенка, рожденного только ради брака со мной?
Никки прикусила язык, чтобы удержать готовые сорваться слова: я с тобой столько лет, я заслужила, что может быть убедительнее? Она протянула на себя одну из тонких папок, желтую, и открыла ее. Всего несколько листов. Лукьянова Ольга Владимировна. Лукьянов Артем Сергеевич. Удивленно изогнув бровь, она подняла глаза на Виктора.
- Все так серьезно? И только потому, что эта серая мышка не дала тебе с первого раза?
А… может быть, они уже…
- Никки, - его голос заставил ее насторожиться. – Мы никогда не обсуждаем подробности личной жизни друг друга. Ты устала от наших отношений?
- Нет.
- Хочешь уйти?
- Нет!
- Тогда не раскачивай лодку, Никки.
Он встал с кровати, остановился рядом с ней.
- Ложись, я сейчас.
Когда он вошел в спальню с бутылкой вина и двумя бокалами, она, уже раздетая, выскользнула из-под простыни и, встав на цыпочки, обхватила его руками вокруг туловища.
- Прости, я не видела тебя целую неделю. Это все глупости, не слушай меня.
Утром она проснулась одна. На его прикроватном столике лежала стопка папок, желтой среди них не было. Уже через два года их совместной жизни Виктор перестал скрывать от Никки деловые бумаги, и потому это маленькое недоверие царапнуло ее неожиданно больно.
Как глупо, что она позволяет себе страдать из-за такой ерунды – ревности к женщине почти на десять лет старше. Много лет назад Никки пообещала себе, что ни один мужчина, ни одна женщина не смогут снова причинить ей боль. Она перестала быть Надеждой, Надюшкой, как звал ее отец, и взяла себе эту отвратительную собачью кличку. Она запечатала все свои чувства в бутылку, заткнула пробкой от шампанского и бросила в море с борта яхты одного из своих кратковременных спутников. Для девушки из эскорта гордость, обида, привязанность были только помехой. Как же так получилось, что сквозь корку, покрывшую ее сердце, все эти чувства незаметно для нее самой проросли снова?
Здесь, в квартире Виктора, ее мысли путались, надо было вернуться к себе, окунуться в привычный распорядок: принять душ, огладить все свое тело жесткой варежкой, расчесать щеткой влажные волосы сначала против роста, затем зачесать их назад и, прихватив обручем, заняться лицом. Привычный, проверенный временем ритуал – ее опора, основа жизни. Массируя лицо и шею мягкими движениями, она всматривалась в зеркало и постепенно успокаивалась. Ее отражение возвращало уверенность в себе: безупречный овал лица, высокая шея, по-девичьи хрупкие плечи, тонкие ключицы. Нестареющее тело, ее главный актив.