Она покинула меня в одно солнечное утро, без предупреждения и записки на прощание. Без поцелуя в лоб и без слов извинения. Она просто исчезла, словно ее никогда и не было в моей жизни. С тех пор прошло уже пять лет.
«– Анна…
– Здравствуй, Эн».
Эти слова звучат в голове, я смотрю на нее и понимаю, что если она снова уйдет, то я этого не переживу. Я и так уже стал человеком реальным, земным, заберите у меня еще мои чувства к ней – и нет больше меня. Я исчезну, растворюсь в воздухе, как она в то солнечное утро.
Я принес из кухни нож и минут двадцать стоял напротив нее, как в ночном кошмаре. Жанна бы испугалась, если бы открыла глаза. Я смотрел, но не решался, и в какой-то момент я почувствовал, как ее кто-то гладит, кто-то совершенно другой, неизвестный мне человек, таинственный, а оттого кажется, что он лучше меня. Она сидит на стуле и позирует ему, он наслаждается ею, а затем берет и разрывает блузку у нее на груди. Ее наигранный вдох… Я поднял нож и вонзил ей в бок. А затем еще и еще, пока простыня под ней не стала багровой. Она не просыпалась больше. Жанна…
История, которую никогда не узнает Габриэль.
Я впитал столько грязи за эти несколько дней, а между тем нужно возвращаться к себе, к своим героям – они зовут меня, отголоски моих бессонных ночей.
«Наступал рассвет, а ничего не происходило, Юлия словно надеялась на какое-то, известное только ей, чудо. Она вспоминала, как стояла у больничной палаты и все не решалась в нее войти. Она стояла долго, где-то минут семь, пока не подошел врач и не попросил ее зайти внутрь.
– Пойдемте, не бойтесь.
Произнес так, будто знал эти слова наизусть.
– Я не могу.
Перед дверью образовалась невидимая стена, которая не позволяла ей сделать шаг вперед.
Врач взял ее за руку и открыл дверь. Юлия закрыла глаза и затаила дыхание.
– Юлия, откройте глаза.
– Нет.
– Медсестра, несите нашатырь и вату.
– Одну секунду.
Юлия старалась не смотреть на кровать.
Куда угодно, но только не на то место, где лежал ее муж.
За окном было темно, но она смогла разглядеть дерево и сосредоточила взгляд на нем.
– Юлия, наберитесь мужества…
Медсестра взяла ее под руку. Развернула.
Юлия увидела его. Он лежал в больничной синей пижаме, лежал на спине, его глаза были закрыты. Юлия сделала шаг, а затем еще один, и еще. Она стояла у кровати, давно она не видела его с такой черной щетиной. «Почему его не побрили? Я сделаю это сама». Она развернулась, чтобы вернуться домой за бритвой, и упала на колени, медсестра поспешила к ней…»
– Габриэль, зачем она хотела его побрить?
– Я не могу тебе ответить на этот вопрос. Я не знаю.
Уже прошла неделя с тех пор, как мы перестали говорить с Ритой о Эн Ронни. Мы решили вычеркнуть его из своей жизни навсегда. Признаюсь, иногда мне хотелось подойти и что-то сказать о нем, но я этого не делал, уговор есть уговор. У нас так мало общих тем, что мы цепляемся за любую, которая нас обоих коснулась.
– Габриэль, а ты бы хотел, чтобы тебя поставили в театре?
– В театрах ставят бессмертных. У смертных нет шанса туда попасть.
– Я бы так не сказала, сейчас многих современных драматургов ставят в театрах.
– Рита…
– Да, Габриэль.
– Спасибо тебе.
Она улыбнулась.
– Мне нужно писать, я наконец проник в мысли Юлии.
– Хорошо, больше тебя не отвлекаю.
«Когда Юлия вернулась тем утром домой, она попросила, чтобы мама забрала на время детей. Ей нужно было остаться одной в этом доме. Юлия блуждала по пустым комнатам, словно внутри все сгорело до тла, она искала то, что пламя не смогло поглотить. Что угодно – фотографию, открытку, письмо, его зимний шарф или цветы, стоявшие в вазе с ее прошлого дня рождения. Огонь забрал все, оставив лишь холодные, голые стены. И когда Юлия прикладывала ухо к стене, она могла расслышать: был какой-то праздник, она резала торт, а он говорил о работе. В такие моменты вспоминаешь лишь праздничные дни, будни стираются из памяти. «Жизнь близких тебе людей – это ежедневный праздник», – подумала Юлия, когда стояла у зеркала. Она расчесывала свои длинные, густые волосы. Они – это вся ее красота, вся ее женская сила, она так долго отращивала их, теряя свои драгоценные годы. Юлия направилась в детскую сына, она искала его ножницы для бумаги. Найдя ножницы, она подошла к зеркалу и отрезала косу. Таким способом она хотела сказать всему миру – как она теперь слаба, «смотрите все, я на ваших глазах теряю свою красоту, мне не для кого ее больше хранить». Это все, что осталось от нее – ее коса. Богатство, за которое ей никто не предложил свою цену».