Она снова принялась рассматривать в зеркальце свое лицо — четвертый десяток пристально и откровенно смотрел на нее. В конце концов она перебралась не так уже далеко — из Кента в Коннектикут. Нет, — протестовала она, — это не беспокойство, свойственное людям, достигшим среднего возраста, когда в организме происходят необратимые физические изменения: ты вроде бы тот же, но уже и не тот. Это — свойственное любому человеку страстное желание заглянуть чуть-чуть вперед, перед тем как он столкнется лицом к лицу со старостью и абсолютной неизбежностью смерти.
II
На следующий день она собралась с духом и дошла до бассейна. Дул сильный ветер, он поднимал волны в гавани, практически со всех сторон окруженной землей — скоро сюда придет сезон ураганов. Весь мир вокруг нее скрипел: деревянные стойки ветхих лотков, жалюзи маленьких обреченных домиков, которые выглядели так, будто были сколочены из набора «сделай сам», ветви пальм — это был долгий безрадостный усталый скрип. Даже вода бассейна имитировала в миниатюре волны в гавани.
Она была довольна, что находилась в бассейне одна, или, по крайней мере, практически одна, потому что едва ли стоило считать старика, плещущегося, как слон, в неглубоком конце бассейна. Он был одиноким слоном, не из той банды гиппопотамов. Они бы стали весело кричать и звать ее присоединиться к ним. Трудно быть высокомерной в бассейне; если со стола можно пересесть, бассейн — общий для всех. Затаив обиду, они могли бы даже окунуть ее с головой, делая вид, как школьники, что это — только веселая игра; никуда не скроешься от этих толстяков, одетых хоть в бикини, хоть в бермуды. Плавая в бассейне, она прислушивалась, не идут ли они. При первом же звуке она бы вылезла из воды, но сегодня они, кажется, были на экскурсии в крепости, на другой стороне острова, — или они там были вчера? Только старик стоял в воде и смотрел на нее, поливая водой свою голову, чтобы не было солнечного удара. Одна, Мэри чувствовала себя в безопасности. Приключение, на которое рассчитывала, она здесь не нашла, зато уж одиночеством могла насладиться. Тем не менее, когда она сидела на краю бассейна, солнце и ветер сушили ее, она осознала, что ее одиночество длится уже слишком долго. Больше двух недель она не разговаривала ни с кем, кроме черного официанта и регистратора гостиницы — сирийца. «Скоро, — подумала она, — я даже начну скучать по Чарли». Это был бы постыдный конец того, что должно было стать приключением.
— Меня зовут Хикслотер — Генри Хикслотер, — услышала она голос из воды. Она не могла поклясться, что его звали именно так, но тогда так показалось, а он больше никогда своего имени не повторял. Она посмотрела вниз на блестящую макушку красного дерева, окруженную белыми волосами; он скорей напоминал Нептуна, чем слона. Нептуны всегда большие и толстые, и когда он слегка подпрыгнул и над водой показалось его тело, она разглядела жировые складки; поросшие жесткими волосами, как водорослями, они свисали над голубыми плавками. Мэри удивилась, но ответила:
— Меня зовут Уатсон. Мэри Уатсон.
— Вы англичанка?
— Мой муж — американец, — ответила она мягче.
— Я его здесь, кажется, не встречал?
— Он в Англии, — она вздохнула. Географическая и национальная ситуация казалась слишком сложной для того, чтобы объяснять ее случайному знакомому.
— Вам здесь нравится? — спросил он. Сложив ладонь ковшиком, он зачерпнул воды и полил свою лысую голову.
— Да так...
— Часы у Вас с собой?
Она заглянула в свою сумку и ответила ему:
— Четверть двенадцатого.
— Мои полчаса прошли, — сказал он и тяжело зашагал к лестнице в неглубоком конце бассейна.
Вновь она увидела его час спустя, когда сидела и созерцала свое мартини с большой зеленой неаппетитной маслиной. Он надвигался на нее из другого конца бамбукового бара. На нем была обычная рубашка, распахнутая у ворота, и коричневый кожаный пояс; тип туфель, в которые он был обут, во времена ее детства называли «ортопедическими», теперь их редко на ком можно было увидеть. Интересно, что бы подумал о нем Чарли? Нет сомнения, она его подцепила на удочку, совсем, как рыболов, который сражается с тяжелой рыбой, а когда вытаскивает, она вдруг оказывается не чем иным, как старым ботинком. Рыболовом она не была; она не знала, может ли ботинок сломать обычный крючок, но была уверена, что ее крючок будет безнадежно испорчен. Никто к ней и близко не подойдет, если она будет в его компании. Она выпила мартини одним глотком и даже попыталась совладать с маслиной, чтоб не было повода задержаться в баре.