-Это ты о Джулии? Брось, бывает, Отец Небесный дарит сестер и похуже.
-Да, маменька не отличалась большой фантазией, – вздохнул вышеназванный. Достий теперь пригляделся к нему хорошенько – Юлий был приятного вида мужчиной, годами, быть может, едва-едва младше Бальзака. С открытым волевым лицом, которое обрамляли небрежные волны таких же светлых, как и у его сестры, волос. Улыбка у него была дружелюбная, рукопожатие – крепким, однако что-то в этом господине показалось Достию беспокоящим. Наверное, все дело было в леди Джулии – поневоле она будто бы бросала тень на своего брата, и от ее ядовитых замечаний и фальшивых улыбок его собственный взгляд казался каким-то стылым и холодным. Достий повел плечами, стараясь сбросить это ощущение.
-Но и правда, – заговорил снова Юлий, – необычно тебя здесь повстречать, Бальзак. Я бы, пожалуй, меньше удивился Монкорже – помнишь Монкорже?
-Разумеется. Записной первейший наш лентяй, как его не упомнить.
-Он нынче начальник пожарной службы в Фиренсе. Ох, и история там вышла с его назначением…
-Зато уж теперь точно выспится вволю.
-Так расскажи же, каким ветром тебя сюда занесло, да еще и в обществе достойного духовного брата! К слову сказать – не желаете ли отправиться в буфетную, я бы промочил горло, да и там сподручнее вести беседу.
-Я воздержусь, с твоего позволения. Более чем к спиртному я равнодушен лишь к мороженому, а ничем иным, насколько я помню, здесь не угощают.
-Ну, как знаешь. Не томи же, выкладывай!..
-Ничего необычного: сегодня первый выход леди Гамелин, это событие не может оставаться без внимания.
-Так ты тут как бы официально заменяешь Императора?
-Никоим образом я не могу официально заменять Его Величество ни на каком мероприятии, – чопорно отозвался Советник. – Однако общую суть ты уловил верно.
-Что ж, зато они не свиделись с моей сестрицей, – философски рассудил Юлий. – Она, помнится, всю плешь мне проела, плакалась, что принц на нее и не глядит, бегает к какой-то пассии в городе. Кто это, кстати, был, ты не знаешь?
-Не помню, – равнодушно уронил Бальзак. – Полтора десятка лет прошло, Юлий, побойся бога. Ты бы еще спросил, кто у нас заменял на уроках закона божьего отца Драйзера, когда тот болел…
-А тот разве болел?.. – удивился Юлий. Достий, стоя между собеседниками, ощущал себя престранно. Беседа шла о вещах, понятных ему лишь отчасти, и он старался уловить, в чем подвох, так настойчиво щекочущий ему нервы. Несмотря на то, что Джулия покинула их маленькую компанию, молодому человеку все равно было не по себе – всю дорогу казалось, что Юлий чересчур цепко следит за собеседниками и ни одного слова не произносит без умысла. Даже улыбка его была какой-то неестественной.
-Ну бес с ним, с отцом Драйзером нашим… -меж тем говорил он. – У нас, Бальзак, знаешь, вся семейка в любви бесталанная. Слыхал, быть может: не везет, дескать, в любви – повезет в картах? Вот это самое оно и есть. Хоть с чертом на душу играй – выиграешь, а как до сердечных дел дойдет – пиши, пропало, отыграется нечистый. Ох, прости, духовный брат, – спохватился вдруг Юлий, – что я при тебе об эдаких материях…
-Нет-нет, что вы!.. – пискнул Достий, понимая, что молчать будет еще хуже. Юлий ему улыбнулся, и это придало сил – по крайней мере, он не выражал неудовольствия. Взгляд де Ламберта соскользнул с лица молодого человека и остановился на руках, что Достий по привычке сложил на животе и сейчас невольно стискивал от волнения. Видно, Юлий знал, что люди не всегда выражают свои чувства лицом, руки – они порой красноречивее.
-Ежели вы желаете душу облегчить, поделившись, разве можно тому препятствовать? – добавил тем временем Достий.
-Верно, – с горячностью подтвердил собеседник. – Никак нельзя, грех это. Добрый ты будешь святой отец, духовный брат… Эх, в наш бы приход такого лет сорок назад – глядишь, и иначе бы все вышло. Хороший пастор – опора всем и каждому, во всяком деле советом поможет, и утешит, и предостережет. Вот хоть от неразумных союзов. Папенька мой, видишь ли, женился поздно. Выбрал из всей округи первейшую красавицу, ту еще, прости Господи, вертихвостку. Ей бы тут, в столице, по балам кататься, да угораздило родиться в наших краях. Разница в годах их была порядочная, но папенька мой был упрямец: уж если что решил – не бросит. Так с того и началось – старший мой братец с придурью родился. С головой-то у него все хорошо, даже, пожалуй, слишком – в науку подался, желает открытия совершать. Поначалу на чердаке устроил себе «лабораторию», а как чуть до пожара не дошло – уехал, от греха подале. Так и колесит с тех пор по белу свету, если и подает о себе вестей каких – так телеграммой, дескать, нужно мне пару тысяченок на новые колбы… Может, это и хорошо, что кроме колб ему больше ничего на свете не мило – не то мучился бы, как вся наша семейка. Про сестрицу ты уж наслышан – сохла она сохла, да принцу до ее тоски дела было чуть. Так по сей день и ходит в девках, так, пожалуй, в них и помрет…
-А вы что же? – спросил, поневоле заинтересовываясь, Достий.
-А что я, – развел руками собеседник. – Вон, Бальзака можешь спросить: со мной никто не задерживается, убегают, как вода сквозь пальцы.
-А ты бы ради разнообразия хоть одну да замуж позвал, – с каменным лицом заметал Советник. – Думаю, это снизило бы текучесть кадров.
-Ох ты забавник!.. Думаешь, девкам этим свадьбу надо?.. Нет, им другого подавай. Чтоб как в книжках все – чтоб их похищали, а герой спасал. А потом убил дракона и сложил к ногам голову… Глупые они, Бальзак. Воспитанные на глупостях.
И Юлий покачал расстроено головой, словно горько сетуя на такое обстоятельство.
– Давай лучше о чем-то более мажорном, – предложил он, – право слово. Дамы – это не твоя сильная сторона, Бальзак.
-Не могу сказать, что это меня печалит. Что ж, как дела на твоем заводе?
-Не могу пожаловаться. И дело интересное, и развернуться есть где. Воистину, большое тебе спасибо, что когда ты над этим делом раздумывал – припомнил старину Крысолова… – и он отвесил элегантный поклон, а Достий догадался, что Крысолов – это старое школьное прозвище. До чего, оказывается, охочи люди раздавать наименования себе подобным! Поначалу Достий думал, что это только в армии так, однако чем больше наблюдал, тем больше убеждался, что прозвища это будто бы неотделимая часть от человеческого общества. Даже у духовника было прозвание после его работы при кабинете министров – Придворная Метла. Не Бог весть какое лестное наименование, однако, приросло оно, кажется, намертво. Интересно, а как называли сотоварищи будущего Высочайшего Советника?..
-У тебя уже был некоторый опыт, – вернул его с небес на землю голос Бальзака. – К тому же, после ревизии Его Величества там мало кто вообще на месте удержался из управляющих.
-Удружил, говорю же. Я, духовный брат, на своей земле завод построил, – пустился в пояснения Юлий. – Жесть катать, проволоку тянуть, детали по формам отливать. Везде нынче железо требуется. Ну и вот прослышал про завод электрический, да и думаю – чем черт-то не шутит, напишу старому товарищу, скажу, мол, не нужен ли тебе человек в этом деле. А выходит так, что оказался нужен! Пока только мастеровых туда направил, а чуть погодя и сам наведаюсь.
Достий припомнил новый завод, который они с Бальзаком недавно – а кажется, сто лет назад! – посещали вдвоем. Так вот, оказывается, кто теперь там задает порядки – этот вот разговорчивый господин…
-Если дело будет развиваться подобным образом и далее, – заметил Советник тем часом, – вполне вероятно, вскоре тебя можно будет причислять к негоциантам.
-Тьфу!.. – неожиданно нахмурился Юлий. – Торгаши, только и умеют, что мошной тряхнуть… О, нет, приятель, коли хочешь быть принятым в хорошем доме, то нужны не только деньги, нужно имя. Капитал в обществе – хитрая вещь. Когда он унаследован – все прекрасно. А коли ты его заработал на продаже, или хуже того – каком-то производстве – ох, что тут начинается…