-Отлично, – повторил он. – Враг повержен, мы справились, и я намереваюсь это отпраздновать. До завтрашнего утра мы вполне можем отгородиться от мира… – его улыбка сделалась мечтательной и предвкушающей, тогда как Советник лишь лаконично поднял одну бровь, будто вопрошая, какая еще невидаль взбрела в монаршую голову.
-Такой неприступный, – произнес Наполеон, оглаживая большим пальцем острую советничью скулу. – Посмотрим, останешься ли ты таким же невозмутимым, когда я тебя раздену.
-О боже, – Бальзак закатил глаза, – вам ведь не шестнадцать лет, чтобы…
-Это не мешает мне сходить с ума от твоего обнаженного тела. Так что да, первое, что я сделаю – это избавлю тебя от всех покровов. И не позволю ни единой тряпке скрывать тебя от меня… По крайней мере, до завтрашнего утра, – добавил он со вздохом. – Увы, мы не в Османской империи, и я не могу объявить тебя своей собственностью и лишить права на одежду вообще…
-Вам не кажется, что подобная традиция оскорбляет человеческое достоинство?
-С твоим достоинством я уж как-нибудь придумаю, что делать, – ухмыльнулся монарх, притискивая собеседника к себе еще крепче и подчеркивая тем двусмысленность фразы. Он, наконец, отпустил дверную ручку, и обнял Советника по настоящему, огладил спину, плечи, поднимая руки все выше, зарываясь пальцами в темные волны волос и притягивая голову к себе ближе для нового поцелуя. Бальзак уперся было ладонями ему в грудь, но жест этот, призванный оградить его от чужого посягательства, обернулся против него самого, когда оказалось что монарх не намеревается размыкать крепких объятий, и, следовательно, высвобождать чужие руки.
-Так как? – изогнул губы в хищной улыбке Император. – Ты покоришься моей воле, или, может, даже изволишь порадовать мой взор тем, как лишишь себя этого тряпья самостоятельно?
Впрочем, вопрошая, он уже и сам знал ответ наперед – вслепую, не путаясь в давно знакомых вещах, он принялся сноровисто за пуговицы, и спустя минуту последние – довольно слабые – попытки к сопротивлению были подавлены. Ворох одежды полетел на ближайшее кресло, отшвырнутый нетерпеливой рукой монарха. Штиблеты отправились следом.
-И?.. – снова шевельнул бровью Советник. – Каковы ваши дальнейшие планы?
Вместо ответа Наполеон привычным жестом подхватил дорогого ему человека на руки, и на мгновение застыл, прижимая к себе, наслаждаясь тем, как в первый – всегда неожиданный – миг Бальзак судорожно цепляется за него. Не отвечая на вопрос, он направился в сторону ванной комнаты. К его спальне примыкало довольно обширное ее помещение, выложенное белыми в синей глазурной росписи изразцами. Фаянсовая ванна была достаточно широка, хотя и уступала загорской – зато выполнена была изящно, а все металлические ее части сияли, надраенные. Проходя мимо ростового зеркала Император сбавил шаг и полюбовался на их совместное отражение, зная, что Бальзак тоже его ловит, хотя и смотрит как будто бы в другую сторону. Опустив Советника на пол – а вернее, на тростниковую подстилку, чтобы не холодить ног – Наполеон пустил горячую воду и небрежно занялся своим костюмом, отправляя на вешалку мундир.
-Сколько мы не уединялись так?.. – поинтересовался он через плечо. – Кажется, еще с Загории?
-Если вы подразумеваете нахождение вдвоем в ванной комнате, то да, – последовал скрупулезный ответ. – А если о совместном мытье, то несколько дольше.
Вода прибывала быстро, и уже спустя несколько минут монарх расслабленно вытянул ноги, откидываясь на спину, и обнимая сидящего впереди своего Советника. Волосы у того скоро намокли, и липли к лицу, а Наполеон убирал их, терпеливо и осторожно. Он касался чужого тела без подчеркнутого своего нетерпения, выражая любовное внимание, но пока не страсть. Бальзак, откинув голову ему на плечо, опустил веки, расслабляясь, и – Император знал это достоверно – чувствовал себя сейчас в полной безопасности. В их жизни случались многочисленные неприятные казусы, связанные с личными отношениями, и порой приходилось в считанные мгновенья приводить себя в порядок, торопливо отступая из-за очередной портьеры – однако ни единого раза подобного не происходило, когда они были в ванной. По этой причине она представлялась Советнику достаточно безопасным местом.
-Я люблю тебя чувствовать, – тихо поделился Наполеон, приблизив губы к чужому уху. – Всем телом, вот так… Потом перецелую каждый дюйм, дай только добраться до постели… – он прервался, почувствовав, как напряглась чужая спина.
-Что-то не так? – прозорливо уточнил он. – Баль?..
-Не сейчас, – уклончиво отозвался тот.
-Сейчас, – Наполеон потерся о него щекой. – Я очень хочу. Каждое местечко, чтоб ты покричал, пока я тебя помучаю… Ты ведь любишь, когда…
-Мой Император, право, лучше в иной раз, это…
-О, я понял, кажется.
Не спрашивая более, Наполеон привстал с места, придерживая любимого, потянувшись к находящейся неподалеку полке, уставленной флаконами и тюбиками, и извлек один из них на ощупь. Бальзака это действо отчего-то насторожило – он подобрался.
-Не стоит, – повторил он. Наполеон мягко усадил его обратно, и принялся возиться с извлеченным тюбиком, не уделяя внимания протестам. Но когда его Советник предпринял попытку несколько отстраниться от него, удержал его за плечо.
-Почему? – коротко спросил он. – Я люблю это делать. И в этом нет ничего отталкивающего.
-Я предпочту заниматься подобной процедурой самостоятельно.
-Почему? – повторил Его Величество. – Тебе неприятно, что я тебя поглажу?
-Дело не в этом.
-Тогда я отказываюсь понимать. Ты все равно это делаешь, и мы оба это знаем, так в чем беда?
-Я не... – Бальзак замялся, подтянул чуть ближе к себе ноги. Над поверхностью воды показались его острые колени. Собеседник его не перебивал, позволяя высказать мысль до конца. – Я не хочу, чтобы вы видели что-то кроме итогового результата.
-О Господи… – Его Величество решительно свинтил крышку тюбика и выдавил на ладонь немного бледно-розовой пасты, более густой, нежели сметана. – Придумаешь же…
-Я не придумываю.
-Я люблю тебя. Я люблю твое тело. Таким, какое оно есть, Баль. Конечно, меня всякий раз соблазняет гладкость твоей кожи после, но это не означает, что меня она оттолкнет до. Так что не упрямься, и позволь мне тебя заполучить. Ну, брось, – добавил он, видя, что Советник все еще колеблется. – Я столько раз тебя мыл. Что особенного в том, что я хочу сделать теперь?
Его собеседник пожал плечами, с таким видом, будто желал сказать: причина есть, но вам ее не понять. Наполеон же принял молчание за согласие и взялся за дело, распространяя по чужому телу розовую массу, и втирая ее, а после обмывая водой.
-Привстанешь?.. – поинтересовался он. – Или тебе помочь?..
-Не стоит труда.
-Скажи еще: не утруждайтесь, Ваше Величество, лишь будьте столь любезны, соблаговолите… не знаю что. Что-нибудь такое же высокопарное и корректное…
Пока он говорил, Советник его выбрался из уютных объятий и устроился на надежном бортике ванной, а монарх, придвинувшись ближе, принялся гладить ему ноги, сохраняя на устах все ту же мечтательную улыбку.
-Мне так нравится, что ты мой, – вздохнул он довольно. – Я трогаю тебя и думаю, что больше никто не видел того, что вижу я, и не был там, куда ты допускаешь меня…
-Это щекотно, – прервал его Бальзак, крепче впиваясь пальцами в фаянсовый край борта.
-Я знаю, душа моя. Я буду осторожен. Ты так дрожишь…
-На стопах этого делать не обязательно. Там волосяного покрова не бывает априори.
-Мне нравится трогать твои ноги. И прекрати мне перечить, если не хочешь, чтобы я оказался между них немедленно.
-Я не перечу вам, Мой Император.
-Вот и умница.
-Я лишь обращаю ваше внимание на то, что если вам будет угодно продолжать в том же… – голос Бальзака, ровный и даже скучный по своим интонациям, сорвался. Его Величество с невинным видом продолжал свое занятие, но глядел при этом любимому в лицо.