Достий так и был в этом уверен, когда узнал – Его Величество своим присутствием Синодальную контору не почтит. Но пояснения от Высочайшего Советника внесли свои коррективы.
- Это вовсе не попустительство, и даже не занятость Императора, – как всегда, монотонно начал Бальзак, не отрываясь от работы – он приводил в порядок свой письменный стол. – Просто Его Величество решил, что ему не место на этом мероприятии. Еще скажут святые отцы, что монарх наш пришел самолично посмотреть на их унижения. А раздражать их настолько в наши планы не входит. Уж конечно, отчет ему после будет предоставлен…
- Отцом Теодором? – спросил Достий.
- Ну нет уж, он лицо заинтересованное… И тем более не сторонний наблюдатель. Отчитываться перед Его Величеством буду я, разумеется.
- Вы пойдете на Синодское общее собрание? – Достий, хоть и не желал выдавать своего нетерпения, против воли прижал руки к груди.
- Тоже желаешь посетить его? – Бальзак даже не взглянул на собеседника. – Что ж, я попрошу зарезервировать нам два места.
- Это ничего страшного? Мне ведь можно там находиться? – Достий напрасно заглядывал в лицо Советнику, ожидая от него хоть какой-то эмоции – неудовольствия или одобрения.
- Заседание имеет статус публичного. Тебя, как лицо духовное, пропустят без разговоров.
- А ежели на меня смотреть будут, как в театре?
Бальзак прервал свои манипуляции с бумагам и неожиданно тяжело вздохнул.
- Тебя уж все рассмотрели, кто желал, Достий. Такова плата за близость к Его Величеству, и все мы ее вносим. Это не так страшно, как кажется. Бывало и хуже. Тебе Теодор рассказывал о том, как он познакомился с Императором и что дальше из этого сталось?
- Ничего не рассказывал, – Достий потупился даже от огорчения.
- Хм… Тогда и я не буду. Чуется мне, эту историю надо оставить святому отцу. Когда услышишь ее – попомни свой вопрос и мой на него ответ.
Если кафедральный собор Достий посещал каждое воскресенье, то Синодальную контору никогда не видел даже издали. Понаслышке лишь знал, что это мрачное, монументальное здание, которое изначально строилось как дворцовый ансамбль для какого-то вельможи. Он же и завещал этот дом и прилегающие к нему территории духовенству.
Контора и впрямь навевала своим видом боязливое почтение – облицованная серым камнем, скудно украшенная, она буквально подавляла всех, оказавшихся перед нею. Единственным ярким пятном была розетка, забранная витражами, но и то – она походила на огромный диковинный глаз, рассматривающий прохожих и посетителей.
Бальзака с Достием провели черным ходом (чтобы они не привлекали лишнего внимания и быстрее добрались до своих мест) в зал заседаний. Огромный и старомодный зал при первом своем хозяине, наверное, использовался для балов, теперь же тут в центре стояла кафедра на некотором возвышении, внизу – ряды кресел. Это были места для синодальных чиновников. Дальше от центра, за балюстрадой, уже были места для зрителей. Также зал под потолком окружал обширный ярус, уставленный старинными резными стульями. Достий, принявшись с любопытством осматриваться, изумленно отметил, что обивка стульев не только вытерта, но и побита кое-где молью. Да и запах на ярусе стоял затхлый, пыльный – здесь давно никто не бывал.
Гораздо больше молодой человек удивился тому, как был заполнен зал, причем публика была разношерстной.
- Сколько народу, – шепотом произнес Достий.
- Само собой, – Бальзак пытался устроиться на своем месте поудобнее – он принес с собой какой-то гроссбух и, кажется, еще множество других бумаг. – Событие из ряда вон… Не подержишь эти тетради? Мне совершенно некуда их уместить.
- Это все нужно для доклада Его Величеству? – спросил Достий, принимая из рук Бальзака с десяток тетрадей в картонных обложках.
- Это? Нет, вовсе нет. Я решил немного поработать, пока святые отцы будут дискутировать.
- Но как же… Доклад…
- О нем не беспокойся. Насколько я знаю духовных лиц, они любят говорить долго и обстоятельно, настолько распыляя суть, что она разрастается до сотни слов, хотя ее можно уместить в одно – и лишь вы с Теодором исключение. По крайней мере, – тут же добавил он, во всем скрупулезный, – других пресвитеров, похожих на вас, я не встречал. К тому же, темы докладов и их предмет я примерно знаю.
- Но вдруг…
Достий не успел высказаться – внизу прозвучал бронзовый колокол. Заседание начиналось.
Только сейчас молодой человек заволновался – будучи отвлечен Советником, он не рассмотрел толком, что творилось внизу. Теперь он видел – все места в центре были заняты, пестрели алым, белым и золотым – в Синоде высшие чиновники имели сан не ниже епископа. Де Ментор был тут же, и выглядел довольно чудно в своем темно-фиолетовом костюме. Впрочем, рассудил Достий, одеяние он подобрал неяркое, умеренное по покрою, без вышивок и кричащих галстуков. Отец Теодор, занявший место на некотором отдалении от чиновников, зато ближе к кафедре, смотрелся скромно в своей черной сутане, а медный крестик едва виднелся с такого расстояния на ее фоне. Он сидел, не поднимая головы от листов бумаги, что лежали перед ним. Достию и хотелось бы встретиться с ним глазами, выразив хоть каким-нибудь жестом желание прибодрить и помочь, да хоть просто находиться здесь же. Но с другой стороны, он очень боялся отвлечь любимого от его сосредоточенного состояния.
Гаммель тем временем взошел на кафедру.
- Уважаемые господа, – начал он. – Достопочтенные святые отцы и публика. Позвольте мне начать заседание, ибо – со всей присущей мне скромностью заявляю – я и есть причина данного мероприятия.
По залу прокатился изумленный вздох, и Достий внес в него свою лепту. Де Ментор начал заседание со своего доклада, он едва ли сказал с полтора десятка слов – как все тут же уставились на него, не веря своим ушам. Чтобы человек, едва вступивший в должность, впервые вышедший на люди – и преподносил себя с такой непробиваемой лицедейской нахальностью… Достий покачал головой и воззвал к Отцу Небесному, чтобы тот вразумил Гаммеля вести себя поскромнее. Свежеиспеченный прокурор, однако, такого вразумления по каким-то причинам избежал.
Он принялся рассказывать о себе, причем речь его – Достий заметил тут же – оставляла странный отпечаток в памяти. Невозможно было четко изложить сказанное, однако при всем при том, сказано было хорошо, складно и приятно на слух. Среди публики нарастало шушуканье, и особенно шумно было на противоположном краю яруса – там засели журналисты. «Артист, артист» – витало в воздухе придуманное на скорую руку прозвище. Достий огорченно опустил глаза – ему уже становилось стыдно за грядущий провал, неужто все закончится осмеянием нового прокурора? Право, тут скандал был бы лучше! Не может быть, чтобы Его Величество и святой отец на пару просчитались, назначив на должность не того человека…
- Ну что же, довольно о моей скромной персоне, – вдруг прервался Гаммель. Слова о скромности звучали в его исполнении как насмешка. – Предлагаю выслушать несколько докладов о работе Священного Синода, неподкупного и благородного заведения. Начнем с финансовой части. Глава денежной управы, отец Георгий, прошу вас.
Синодальные чиновники, почти что убаюканные забавной речью и манерами нового прокурора, не сразу поняли, о чем их просят, растерялись и завозились. Посещавший некогда школу Достий живо вспомнил уроки, когда домашнее задание спрашивали не сразу, а чуть погодя, когда надежда на то, что учитель совсем позабыл о нем, уже успевала перерасти в уверенность – и вдруг кого-то звали к доске.