За дверьми послышалась возня и голоса.
- Послушай, ты не мог бы поторапливаться? Мы уже подъезжаем.
- Теодор, успеем. Состав, въезжая в город, всегда замедляет ход. У нас есть еще десять минут.
- Всего десять минут!
- Попомни мои слова, девять из них ты будешь стоять в тамбуре и томиться, когда же перрон покажется. И потом, это курьерский…
Достий вскочил на ноги – нет-нет, слух не обманывал его. Это была она, эта интонация, едва окрашенная язвительностью и оттого еще более язвительная. Советник не говорил больше бесцветно и холодно.
Молодой человек подхватил свою заплечную сумку и выскочил из купе. Его спутники как раз пытались разойтись в узком коридоре, а заодно уместить несколько чемоданов так, чтобы они и были на виду, и не мешали.
- О, Достий… – заметил его Бальзак. Вдруг он оставил свой багаж в покое, выпрямился и заложил руки за спину, как если бы вздумал произносить речь на каком-нибудь собрании.
- Я считаю необходимым сообщить, брат Достий, что твой покорный слуга вовсе не испытывал желания доставить тебе беспокойства своим состоянием и…
Отец Теодор, стоя позади говорящего, красноречиво закатил глаза.
- … и каким-то образом выказать неблагодарность после того, что ты… Ох!..
Достий не дослушал – сорвался с места, подбежал к Советнику и запальчиво обнял его. Молодой человек вовсе не считал необходимым слушать эту длинную, витиеватую, наверняка включающую в себя все положения происшествия и их освещение, продуманную, похоже, ночью, речь. Достию всегда нужно было мало – по взгляду и голосу он мог понять, как чувствует себя человек. И конечно же, надо было поскорее дать понять Бальзаку, что никто не сердится на него и никто не обижен, а то ведь какая глупость была бы – обижаться на обиду, которой в результате и не оказалось вовсе. Радостно и легко становилось на душе, когда подобные недоразумения разрешались!
Советник от такого обращения с собственной персоной опешил. Видно, привык принимать подобные знаки внимания только от Императора. Но совсем недолго стоял, оцепенев – улыбнулся, наклонил благодарно голову и тоже сомкнул руки у Достия за спиной.
Достия после отец Теодор успокоил окончательно сообщением, что накануне они с Бальзаком плодотворно побеседовали, однако в подробности углубляться не стал, относясь к их обмену мнениями так, как если бы то была исповедь. Достий, впрочем, и не настаивал – он был сугубо рад, что неприятное происшествие осталось позади.
Однако по дороге ко дворцу Высочайший Советник не подымал головы от свои записей, и духовники, что старший, что младший, его не тревожили, не будучи уверенными, что не помешают важному делу. По возвращении Бальзак незамедлительно удалился в свой кабинет, и выманить его оттуда ни к обеду, ни к ужину не вышло. Достий, волнуясь, едва дождался вечера, а уж там, только лишь стемнело, сразу же направился в библиотеку, к знакомому уже закутку.
Тот располагался на отшибе, в весьма укромном местечке. Надо заметить, что библиотека вне своего центрального зала и ближайших секций превращалась в настоящий лабиринт. Только вдосталь там нагулявшись, Достий научился ориентироваться в этом хитросплетении. Теперь же у него не было сомнений в том, где ему искать Высочайшего Советника. И он не ошибся – заприметил Бальзака на том самом месте, где не так давно они в четыре руки починяли старые библиографические раритеты. Однако вид Советника не внушал ни успокоения, ни надежды. Как будто бы слова так и оставались для него словами и заставить их повлиять на чувства Советник так и не сумел. Наоборот даже – кажется, мука его достигла своего апогея. Он сидел, откинув назад голову, впившись пальцами в столешницу, закусив губу и зажмурясь, так, словно из последних сил старался не разрыдаться. И брови у него подрагивали – а Достий знал, что то верный признак сдерживаемых слез. Он уже весь приготовился поспешить на помощь, еще знать не зная, как станет утешать страдальца, однако с твердым намерением сделать это – когда внезапно впереди наметилось движение. Бальзак бесшумно вскрикнул, вздрогнул всем телом, и обмяк в кресле, спина его будто утратила какой-то внутренний стержень, и он бессильно уронил голову. Напряженные пальцы и те расслабились, ладонь соскользнула со стола. Зато из-за него внезапно показалась всклокоченная рыжая голова. Наполеон, судя по всему, преотлично чувствовал себя, не взирая на то, что людям его чина и положения под столами сиживать нечего. Его Величество, вопреки всем этим соображениям, непринужденно оперся локтями о кресло Бальзака, и с довольным видом облизнулся.
-Полегчало? – поинтересовался он с коварным лукавством. – Или повторить для пущей убедительности?
Бальзак что-то беззвучно прошептал в ответ, едва шевеля губами. Император улыбнулся еще более коварно, подаваясь вперед, приподымаясь на локтях – и Достий решил, что, пожалуй, тут справятся и без него. Судя по всему, святой отец исполнил свое обещание, и поведал Его Величеству то, что того так интересовало. А теперь упомянутый прилагал все усилия, чтобы его любимый перестал беспокоиться по пустякам.
О том, каким путем Император решил этого добиваться, Достий постарался не думать.
Между тем, об одной напасти молодой человек совершеннейшее позабыл, углубившись в более масштабные происшествия. А ведь теперь его самого ждало испытание почище многих: экзамен.
Когда Достий все же выгадал минутку и подступился с уведомлением к Бальзаку, тот нахмурился и удрученно покачал головой.
- Надо же, – сказал он. – И здесь напакостили.
- Что случилось?.. – у Достия даже засосало под ложечкой от дурных предчувствий.
- В прошении, что я подавал еще осенью, была указана дата экзамена. И она приходилась на лето, а не на весну. У тебя, выходит, не так много времени, чтобы подготовиться...
- Сколько?
- Меньше месяца. Впрочем, мы можем и отказаться, объявить, что ты не готов, – Советник вздохнул и прикрыл глаза устало. – Я почти забросил твое обучение...
- У вас было много дел! И я сам ходил в библиотеку, читал новое и повторял уже пройденное... Вы ведь подобрали мне список литературы – и я пользовался им.
Де Критез вдруг улыбнулся, еле заметно, но притом очень тепло.
- Славно, что ты счел нужным обратиться к этому списку. Раз так, давай хотя бы попытаемся. А я растолкую тебе, как будет проходить экзамен и что к нему следует подготовить.
Тогда же молодой человек узнал, что ему предстоит пройти это испытание в особой форме – в форме собеседования. То есть, ему не нужно будет тянуть билеты, а попросту ответить на несколько вопросов от экзаменаторов. Подобным образом обзавелись дипломами Его Величество, да и сам Бальзак.
Собеседование было ранее весьма редкой формой выпускных экзаменов. Только благодаря образовательной реформе (а она, как Достий слышал, своей целью имела привнести побольше практики в учебу, вместо постоянных лекций) оно допускалось гораздо чаще.
Как бы то ни было, об экзаменах Достий был наслышан, не более того. Семь классов церковно-приходской школы пролетели для него одним днем – так ему казалось теперь, после всего того, что он пережил. В школе ему нравилось, учеником он был смирным. Звезд с неба не хватал, но зато учился прилежно, не шалил. Да и учеба была интересной. Любопытно ему было узнать о дальних странах, о движениях небесных светил, о древних мудрецах и королях… А что до правил письма и счета, то даже скучая Достий старался запоминать правила и не делать ошибок.
Покончив со школой, Достий был спрошен святым отцом, что он желает делать дальше. Учиться светской профессии или духовной и принять первый в жизни сан? Мальчик долго не раздумывал, а попросил принять его в духовенство. Не то стыдясь теперь, не то умиляясь, Достий припоминал, что в этом решении им двигало лишь желание оставаться рядом с настоятелем. Так в четырнадцать лет он стал протодиаконом. Но поступить не успел ни в семинарию, ни куда-то еще.