Никаких магических возмущений Ромига не ощущает: совсем. Это сбивает ему старательно наработанные реакции. Потому он держится гораздо спокойнее, чем должен. А с другой стороны… Что ещё он может противопоставить идущей вразнос колдунье, кроме этого своего не вполне естественного спокойствия? Ведь даже в идеальной форме гарка Ромига, не факт, что справился бы с мудрой Вильярой. Не факт, что сумел её безопасно скрутить или уничтожить. А сейчас решать проблему силовым путём — как доходяге-челу переть на гарку. Зато, и полуживой Ромига вполне в состоянии затянуть простую, «детскую» песенку, которая действует на всех голки: без приложения колдовства, на одной привычке.
Вильяра охотно подхватила Зимнюю песнь умиротворения, и ей-то было, что туда вложить! Если она не экранировала комнату, небось, хватило на весь дом Кузнеца.
Допели. Помолчали.
— Вильяра, а ты можешь рассказать, что с тобою происходит, кому-то из мудрых? Посоветоваться с тем, кому доверяешь? Кого уважаешь?
Она кивнула:
— Я должна. Я расскажу всё Альдире. Я назвала его наставником, и он сейчас временный глава Совета Мудрых. Ему следует знать. С тех пор, как я ранила себя в Пещере Совета, со мной творится неладное. Я не знаю, какой вихрь подхватит меня завтра, и куда понесёт. А я не желаю становиться чем-то вроде Великого Безымянного! Нимрин, пожалуйста, выздоравливай скорее!
— Я стараюсь. Вильяра, а как ты думаешь, когда ты призывала ко мне Тьму, тебя тоже несло?
— Нет. Я просто надеялась ускорить твоё исцеление, но я переборщила. Хотя… Нет, вряд ли… Возможно, песнь старшей стихии странно наложилась на мой искажённый дар? Я не знаю.
— Вильяра, попробуй ещё раз. Осторожно. Медленно.
— Нимрин, ты спятил! Без присмотра Альдиры — я больше ни за что!
Он вздохнул с облегчением:
— Я рад, что ты это сказала. А споёшь, как пела раньше?
— Да, если ты настаиваешь.
— Да, я настаиваю.
Волны тепла и холода, мурашки, лёгкое покалывание — ничего экстремального. Кажется, Вильяра осторожничала, Ромига не возражал.
А потом колдунья переместила его в купальню или баню: небольшую пещерку, где полно горячей воды и пара. Там уже хозяйничал Рыньи, смешивая воду в огромных кувшинах. Колдунья с мальчишкой помогли Ромиге смыть с кожи всю накопившуюся за время болезни дрянь. Облегчение — неимоверное! Слабость — тоже, но вопреки обстоятельствам, Ромига внезапно ощутил себя почти довольным жизнью.
Так он и уснул: чистый, укутанный в чистые шкуры. Лёгкий, как дуновение ветерка, как лунные блики на снегу…
Сияющий чертог, свет полной луны — искрами сквозь мириады граней. Камень-алтарь: Ромига повидал их достаточно, чтобы не обознаться. Тело на алтаре — асур. Их-то Ромига не встречал во плоти, но сие немыслимое совершенство ни с чем не перепутаешь. Ненавистный враг лежит на спине, руки сжаты на рукояти кинжала, клинок — в сердце. Лицо с закрытыми глазами величественно-спокойно, как у статуи. Враг не шевелится и не дышит, но считать его мёртвым преждевременно.
Три шага вперёд, провернуть клинок в ране, выдернуть и полоснуть по горлу, одним ударом отсекая голову от тела…
Нав даже не начал движения, как пол ушёл из-под ног, лавиной обломков увлекая в пропасть. Было ли там дно, Ромига так и не узнал — просто очутился в исходной точке.
Скользящий шаг вперёд и в сторону: без мыслей, без намерений, просто чтобы не стоять, где однажды провалился.
А теперь, нав Ромига, придержи-ка свои инстинкты, осмотрись и подумай. Где ты? Как ты сюда попал? По чьей воле ты здесь?
Не по своей — точно. Засыпая в доме Кузнеца, Ромига не думал об асуре: насколько возможно не думать об этой белой обезьяне. По крайней мере, нав не горел желанием повидаться с тварью немедленно. Однако они оба здесь, в этом чертоге.
Реально ли происходящее? Колдовать Ромига не может, магию не ощущает. Поэтому для начала он быстро осмотрел себя, насколько смог без зеркала. Цел, не истощён. Одет по-охотничьи. Никакого оружия или артефактов. Итого: отличия от предыдущего момента, где он себя помнит, очевидны и существенны. Вряд ли у него выпало из памяти, как он выздоравливал. Скорее, это сон или наваждение… Ладно, допустим.
Лёгчайшим, плывучим шагом нав приблизился к алтарю — пол держал, не проваливался.
Что имеем здесь, кроме объекта генетической ненависти и острейшей личной неприязни? Беломраморная глыба: грубо отёсанная, с проушинами для ремней, но сами ремни отсутствуют. Привязи не нужны, лежащий на алтаре принёс себя в жертву сам. Асур смертельно ранил себя… Или не смертельно? Маловато Ромига интересовался физиологией Первых, кто же знал, что пригодится… Несомненно, рана — тяжёлая, и оставленный в ней клинок не способствует заживлению. Ключевой вопрос: алтарь вытягивает жизнь из жертвы или, наоборот, хранит её и поддерживает, как было с Онгой?