— Я знал, что ты поймешь, сынок, — выдохнул наконец старый Эд, отстраняясь. — Знал, что в тебе есть что-то… Что ни с того ни с сего зовет тебя в Эль-Пасо.
Старик ласково постучал его по груди:
— У тебя в сердце дорога. Как и у нее, — он вытер глаза и взялся за край кожуха. — Помоги накрыть, Джеф.
Они вернулись в дом и раздавили еще по банке «Бадвайзера» за разговором о давних временах и машинах, которые не знали слов «экономия топлива». Потом Джеф долго не мог уснуть — глаза слепил блеск хромированных бамперов и кремово-алого кузова.
Вечером воскресенья парень сообщил хозяину ранчо о намерении двинуть на следующий день дальше. Старый Эд, и без того мрачноватый в последние пару дней, только развел руками.
— Ну что тут поделать, сынок. Не вечно же тебе у меня жить. Дорога зовет, а? — он понимающе улыбнулся поверх банки пива. — А знаешь что? Давай-ка отметим это как следует. У меня есть отличное бренди!
Бренди было и в правду отличным, и они со стариком хорошенько отметили отъезд Джефа. Настолько хорошо, что он толком и не помнил, когда уснул.
Пробуждение было тяжелым. Голову Джефа будто набили ватой, под глаза сыпанули битого стекла, так резал их утренний яркий свет. Парень не припоминал, чтоб у него хоть раз было настолько сильное похмелье. Ни рукой ни ногой не шевельнуть не удавалось, до того было хреново. Вдобавок он никак не мог вспомнить, где он вчера уснул, по ощущениям — то ли сидя, то ли вообще стоя. В ушах звенело…
Он попытался проморгаться и осмотреться, и спустя какое-то время это ему удалось. С нарастающим ужасом Джеф начал понимать, что он и в самом деле стоит — прямо перед капотом сверкающего кроваво-кремового «ДеСото». Руки и ноги его были прикручены тугими ремнями к чему-то вроде стола, стоявшего вертикально перед автомобилем, плотные ремни так же охватывали бедра, плечи, голову. Глаза резал вовсе не солнечный свет, а яркие лампы той хирургической рамы над капотом. Кося глазами вправо и влево, он с трудом смог разобрать столики и подставочки, заполненные всевозможными сверкающими, как радиаторная решетка «ДеСото», хирургическими инструментами. Джеф покрылся холодным потом.
В этот момент в распахнутую дверь гаража вошел старый Эд, старательно держа на весу руки, обернутые в тонкие перчатки.
— О, привет, сынок. Ты очнулся? Жаль, чертовски жаль, я думал, той дозы хватит тебе до обеда. Что ж, в этом есть какая-то честность, а?
Джеф попытался было заговорить и только тогда осознал, что во рту у него тоже тугой жесткий ремень. Он замычал и попытался дернуться.
— Да, да, я знаю, нехорошо вышло, — виновато развел руками старик. — Но эта чертова жара… Последний сломался раньше, чем я думал. Ничего личного… Хотя…
Эд подошел к капоту и, взявшись за край, обернулся к Джефу:
— Ты не думай, моя малышка тоже стерильна, — деловито сообщил он. — Я хороший хирург, поверь, — он поднял капот, Джеф невольно заглянул внутрь.
И начал кричать. Он кричал как никогда в жизни, кричал, чувствуя, как по ноге бежит струйка горячей мочи, кричал, слыша, как старый Эд перебирает позвякивающие инструменты на столиках.
Кричал, потому что из-под капота, из мешанины каких-то трубок и шлангов, которым явно не место в двигателе автомобиля, на него смотрели остекленевшие, мутные глаза незнакомого мужчины. Мертвые глаза на мертвом лице. Но тело… То, что осталось от тела…
Джеф кричал, а старый Эд невозмутимо говорил:
— Я думал, что ты понял, сынок. В каждой настоящей машине должно биться сердце. Настоящее, Джеф! — он обернулся к нему, держа в руках поблескивающий скальпель.
Джеф кричал.
— Я делал все, что мог, но мне не позволили! — возмущенно бубнил старый Эд, делая аккуратные надрезы, отгибая и закрепляя. — Выгнали меня, сказали, чтоб был благодарен, что дело замяли.
Джеф кричал.
— Ты думаешь, мне нравилось пересаживать своей малышке сердца этих чикано? Разве эти жалкие сердца достойны ее? — в ход пошли пилы для надкостницы и костей.
Джеф выл и хрипел.
— Но ты — другое дело, сынок. В твоем сердце дорога, — ласково шептал старик, соединяя трубки и шланги с пережатыми артериями и венами. — В настоящем американском автомобиле должно биться настоящее американское сердце!
Джеф сипел сорванным голосом, задыхаясь и не понимая, почему он все еще в сознании. Он видел, как в старое металлическое корыто, в которое они с Эдом складывали ненужные потроха, летели одна за другой его руки и ноги. Он словно раздвоился. Одна его часть агонизировала, уже подвешенная над капотом сверкающего монстра, исходя криком. Вторая безучастно наблюдала, как старый Эд отсоединил патрубки и шланги от чудовищно препарированного туловища мужчины под капотом. Сломанную запчасть старик, кряхтя, отволок к тому же корыту.