Закрываю глаза, чтобы не думать, чтобы просто чувствовать, отдаваться.
Нежности нет. Ласки призваны показать мне, кому я принадлежу.
И реакции тела правдивы.
Кожа горит, там, где проходится грубоватая ладонь, задевая браслетом часов на запястье. Места крепких поцелуев пронзает электрическими разрядами, запуская каскад мурашек, омывающих тело. Внизу живота вспыхивает пламя, его языки лижут наливающиеся огнем срамные губы, щекочут набухающий клитор.
Распростертая под Сашей я лишь хватаюсь за обнаженные плечи, выгибаясь навстречу его губам и рукам, цепляюсь за предплечья, шалея от того, какие ощущения вызывают у меня жесткие волоски под ладонями.
Саша словно не замечает, что вытворяет со мной.
Твердые губы прокладывают дорожку вдоль бьющейся жилки на шее, заставляя кровь закипать, а длинные сильные пальцы сдвигают шелковые трусики и забираются между влажных набрякших складок.
– Посмотри на меня, Настя, – требует Саша, надавливая двумя пальцами на вход в мою девочку.
Я робко открываю глаза.
Марич неотрывно смотрит в лицо, проникая миллиметр за миллиметром в тугую норку, растягивая ее. Мне не спрятаться от его взгляда. Щеки горят от стыда и удовольствия, которое приносит мне чувство заполненности.
Внизу живота тяжелеет, Саша двигает пальцами во мне, и довольно быстро сквозь мое шумное дыхание я слышу развратный хлюпающий звук. Признак моей окончательной готовности принять его. Бедра сами двигаются навстречу.
Хочу отвернуться, но Саша не позволяет.
Удерживая мой подбородок, он заглядывает мне прямо в душу.
А грешное тело тает под его руками, когда большим пальцем Саша трет клитор.
Ему нравится то, что он видит. Нравится мое желание, моя покорность.
А я пылаю. С ума схожу.
И еще именно сейчас Саша кажется мне самым красивым, самым желанным. Побелевшие скулы, заострившиеся черты, жадный взгляд, щетина, по которой, я не удержавшись провожу рукой…
И это становится спусковым крючком.
Крепкий жалящий поцелуй обжигает мои губы, и Саша приподнимается. Он лишает меня белого шелкового клочка, зашвырнув его куда-то в сторону, и, не отрывая от меня взгляда, расстегивает брюки до конца.
Я опять зажмуриваюсь, но ненадолго.
Сильные руки перекатывают меня на живот. Ноющие соски трутся о ворсистую ткань покрывала. Горячие ладони согревают мои ягодицы. Матерое тело прижимается ко мне. Спиной чувствую, как перекатываются мускулы на его груди, а попкой гладкий толстый член, скользнувший между бедер.
Собрав мои разметавшиеся волосы в горсть, Марич оголяет мне шею и прижимается к ней губами. Это очень чувственно. Я вписываюсь в его тело идеально, совпадая каждым изгибом.
– Согни ноги, – командует Саша, и я слушаюсь.
Я делаю это с радостью. Пока он приказывает, я могу отпустить себя.
Сегодня я уже сделала шаг за свои границы – попросила его о сексе. Кто-то фыркнет, что это пустяк, но не для меня… Я шагнула за обрыв и упала в теплые объятия бездны. И сейчас я жду свою награду.
Наслаждение, оргазм… все это вторично.
Главное, чувствовать его в себе, понимать, что нужна ему…
Единение – главное.
И подобрав под себя ноги, я оттопыриваю попку, выставляя себя для него.
Чуть прикусив мне кожу в сгибе шеи, Саша надавливает членом на недавно девственную дырочку. Я с шумом втягиваю воздух, потому что он слишком толстый, но, если бы Саша меня спросил, стоит ли ему остановиться, я бы сказала: «Нет».
Медленно толкаясь, отвоевывая себе каждый сантиметр, Марич покоряет меня, присваивает в очередной раз. От напряжения у меня выступает испарина, зуд в киске нарастает, перед глазами расходятся белые круги.
Саша не останавливается, пока не заполняет меня полностью. Я чувствую его так глубоко в себе, что это пьянит. Я жду, что сейчас будет и дальше растягивать меня, но он просовывает руку мне под живот и добирается до клитора.
Не делая ни малейшего движения внутри меня, оставляя нанизанной на его орган, Саша ласкает напряженную скользкую горошину, заставляя меня дрожать и течь сильнее, превращая меня в самку. Срывая с меня ошметки представлений о приличиях. Вынуждая меня сдаться своим инстинктам, покориться чувствам.
Сладкий дурман проникает в кровь, и, медленно скользя на члене, я начинаю двигаться сама.
Глава 37
Проснувшись, я обнаруживаю себя, как обычно, на Сашиной половине кровати. Простыня сбита в ногах. Я прижимаюсь к горячему телу, оплетаю его руками и ногами.
Жарко, но шевелиться не хочется.
Мысли медленно ворочаются в голове.
Эта ночь была долгой.
Почти до самого рассвета Саша открывал для меня совсем другой мир. Мир чувственности и желания.
А я открывала саму себя.
Он брал меня раз за разом, заставляя сдаваться, умолять и даже требовать.
Растопил мое тело и мою гордость.
Я превращалась в мягкий воск в этих руках, в послушную глину.
Отключаясь под утро, утомленная Сашиной ненасытностью я уже почти не соображала, зато сейчас в голове проясняется.
Непристойные картины вчерашней ночи оживают перед глазами, но неловкости больше нет. Все сгорело в горниле страсти.
Только теперь я запуталась в своих чувствах еще больше.
Я не могу относиться к Саше, как прежде, но и то, что я испытываю сейчас разобрать сложно. Если мы все еще в рамках первоначальной сделки, то у меня возникает несколько вопросов. Нам надо поговорить.
Мне нужно набраться смелости и задать эти вопросы.
И чем раньше, тем лучше, иначе моя психика и без того расшатанная, совсем рухнет.
После поминок. Я поговорю с ним сразу после поминок.
Черт. Это уже сегодня. А я разлеживаюсь.
Поднимаюсь с постели осторожно, чтобы не разбудить Сашу, но когда я встаю, то вижу, что его глаза открыты. Он молча смотрит на меня, будто чего-то ждет, но я не понимаю чего, поэтому я просто бормочу смущенно:
– Доброе утро… я к себе…
И подхватив сарафан, я сбегаю от него.
Опять сбегаю. Это именно то самое слово.
Саша не спал, я могла с ним поговорить, но не готова. Или я просто не готова услышать ответы?
Приводя себя в порядок, я вспоминаю, что собиралась до поминок съездить на кладбище к тем, кого я считала родителями. Еще вчера я сомневалась, хочу ли я ехать, зачем, это теперь? В глубине души я догадываюсь, что после того, что я узнала, я вряд ли стану навещать эти могилы, но…
Что-то подсказывает мне, что я должна съездить в последний раз.
Может, это глупо. Может, суеверно. Я не знаю.
Но я поеду. Попрощаться и отпустить. Простить не смогу, но отпустить должна.
Спохватившись, откладываю в сторону голубое платье, которое достала первоначально. Слишком оно жизнерадостное для поминок и поездки на кладбище, но и черное траурное надевать не тянет. Если я сейчас и скорблю, то по разрушенной жизни, но она у меня хотя бы есть.
Если бы все осталось, как есть, сейчас это могла быть моя могила.
Выбрав нейтрально серое льняное платье в пол, остаюсь довольна собой. И через себя не переступила, и не буду бельмом на глазу у горюющей тети Оли.
Кстати, что-то во вчерашнем ее сообщении меня напрягло… Еще раз просматриваю переписку. Вроде бы ничего такого, но что-то не дает мне покоя. Надо попробовать отвлечься. У меня так часто бывает: мучаешь-мучаешь мысль, а результатов нет. Стоит же погрузиться во что-то другое, и в голове всплывает ответ.
В столовой меня уже ждет Саша.
Даже сердце замирает, какой он красивый. Немного мрачный, но очень мужественный.
Стоит мне опуститься за стол, как Анна приносит мне кофе, и я с облегчением прячу лицо за чашкой. Это не неловкость, это вспышка легкого возбуждения, нахлынувшего, когда я засматриваюсь на пальцы Саши. Он намазывает поджаренный кусочек багета паштетом и протягивает мне, а у меня голос садится, и я просто киваю, не доверяя своей способности говорить.