Видимо, ослабевший стресс перестает действовать как анестезия.
Кошмар.
Завтра придется искать брюки. И это в такую жарищу.
И тут же ругаю себя. Слава богу, что отделалась подобными мелочами. Саша пострадал серьезнее.
Марич щедро делится со мной обезболивающим и предлагает:
– А теперь пойдем спать. Завтра будет хреновый длинный день.
– Почему ты так думаешь? – бреду я за ним в комнату, остро сожалея, что его попытка меня приобнять проваливается. С каждой минутой тупая ноющая боль усиливается, такое ощущение, что таблетки ее только подстегивают, а не утоляют.
– Я знаю, – «воодушевляет» меня Саша. – Хотя бы потому что утро начнется с неприятного визита.
– Ты про осмотр у врача? – напрягаюсь я.
– Нет, визит нанесут нам, – хмыкает Саша, толкая дверь в гостевую спальню.
Хочу спросить, и кому же он так не рад, но Марич улавливает, что я не собираюсь заходить в комнату с ним, и сбивает меня с мысли.
– Ты куда это?
– Я лягу в другой спальне…
– Зачем?
– Чтобы ночью случайно не задеть твою рану, – доношу я до Саши свое гениальное решение, но почему-то оно его не восхищает.
– Глупости, ляжешь с другой стороны, – отмахивается он.
Какая разница, с какой стороны мне ложиться, если просыпаюсь я все равно на нем?
– Саш, это плохая идея…
– Плохая идея – спать отдельно. Если двое спят не вместе, это признак того, что все хреново. А у нас все хорошо. И будет хорошо, пока мы будем спать вместе, – делится он своей жизненной мудростью.
– И что? Ты со всеми своими женщинами всегда спишь вместе? – озадачиваюсь я, но в голосе моем кроме растерянности звучит еще и ревность, которая вызывает у Саши усмешку.
– Кто-то ревнивый, да? – просекает он.
Зато кто-то совсем нет, похоже.
– Нет, – пытаюсь я сохранить лицо, – просто ты с самого начала выделил мне отдельную спальню, и Сати, как я поняла, жила не с тобой, а просто в доме…
Господи, Саша же не дурак, он прекрасно понимает, что я вымарщиваю из него.
– Ты правильно сказала, Сати жила в доме, а ты – со мной, – в глазах его искрятся смешинки. Весело ему, но выражение лица серьезное, не придерешься.
– И где разница?
– Сати со мной не ночевала, – Марич тянет меня за собой, и я поддаюсь в ожидании продолжения. – Разница между любовницей и любимой в том, что первая нужна иногда, а вторая – всегда.
Я с трудом внимаю его словам, потому что он произнес главное слово, после которого для меня все как в тумане. Пустыми глазами смотрю, как Саша сдергивает покрывало, позволяю себя усадить на кровать и оживаю только когда Марич начинает снимать с меня сарафан.
– Саш, нам, наверно, не стоит… Ты ранен… – лепечу я, хотя больше всего я сейчас стесняюсь синяков, мне кажется, что они меня уродуют.
– Ничего не будет, Насть. Нам надо выспаться. Завтра и впрямь тяжелый день.
Даже не знаю, успокаивает ли меня его ответ, или задевает. Несмотря на то, что я сейчас больше напоминаю скрипучее кресло-качалку, я хочу, чтобы Саша меня желал.
Но лучше и правда постельные игры отложить.
Мы укладываемся, и хотя я готовлюсь бдеть всю ночь, чтобы контролировать свои передвижения на кровати, отключаюсь почти сразу. А когда просыпаюсь, с облегчением понимаю, что я всю ночь пролежала в одной позе. Единственное, что я сотворила, это ухватилась за запястье Саши.
Он уже не спит, смотрит на меня и руку не отбирает.
– Доброе утро, – смущаюсь я.
– Пока да, – соглашается он.
И противореча ему начинает трезвонить мобильник. Пока Саша разговаривает, я успеваю смыться в ванную, чтобы почистить зубы и ополоснуться под душем. Вернувшись, застаю его в халате все еще беседующим по телефону.
– Кофе сделать? – спрашиваю я, стараясь не прислушиваться к бизнес обсуждению. Вчера был выходной, звонков поступало мало, но с приходом понедельника, видимо, стоит ожидать шквала.
Из-за того, сколько времени Саша уделяет мне, я каждый раз забываю, что он не менеджер в фирме и задач перед ним стоит много, и ответственность у него колоссальная.
– Да, – отзывается он, прикрыв микрофон ладонью. – Сейчас приедут, накинь что-нибудь.
Натянув все тот же сарафан, спускаюсь на кухню и завожу кофе-машину. Под ее кряхтение я разглядываю в окно двор, на котором даже кратковременное отсутствие ухода сказалось так печально.
Услышав шорох шин по гравию и хлопанье автомобильными дверями, я приглядываюсь и замечаю стриженную макушку Борзова над калиткой.
Надо бы и ему кофе предложить.
Пока я достаю чашки на троих, на кухне становится теснее.
Сквозь летние двери, выходящие во двор, проходят гости.
Обернувшись, я растерянно разглядываю женщину, зашедшую вперед Борзова.
Что здесь делает Катя?
Глава 46
Не сразу я замечаю в ее руке кофр с одеждой.
Она привезла одежду Марича. Она?
После того, что Катя сделала?
Прежде, чем я успеваю указать ей на дверь, Борзов за ее спиной прикладывает палец к рукам, призывая молчать.
Что еще за игры?
Катя же, занятая тем, что смотрит под ноги, меня видит не сразу, а только когда проходит почти на середину кухни. Видимо, я сливаюсь с обстановкой. Не то что она.
Утро еще раннее, однако ассистент Марича будто только что из салона красоты.
Однако даже под умело наложенным макияжем она бледнеет, когда взглядом натыкается на меня. Что ее так удивляет? Катя же у нас бывала на вечеринках вместе с Сашей. Разве удивительно, что, приехав ко мне в дом, она встречает там меня?
Или это совесть мучает?
– Что же ты, Екатерина, как неродная? – низкий голос Марича, чье появление мы пропускаем, увлеченные битвой взглядов, взрывает тяжелую тишину.
– Александр Николаевич, я все привезла, – подобострастно смотрит Катя на своего бога.
Дрянь!
– Это отлично, – снисходительно хвалит Саша. – Отчет по задачам мне прислала?
– Да, конечно. Все уже на почте. Но новых заданий не поступило…
– Потому что ты уволена, Екатерина, – почти отеческим голосом отвечает Марич.
– Что? Но… Почему… – блеет, явно не ожидавшая такого звезда.
Видимо, Сати не позволили рассказать Кате, что их раскрыли.
– Во-первых, ты – дура, я не могу доверить идиотке ответственные вещи. Во-вторых, ты теперь уголовница, такое мне тоже ни к чему. А в-третьих… Катя, ты реально думала, что тебе ничего не будет за то, что ты выкинула? Отбросим в сторону этические и правовые моменты. Ты решила навредить моей женщине. Ты в своем уме?
– Я ничего не сделала, – лепечет Катя в ужасе.
Сдается мне, она впервые в жизни прочувствовала на себе гнев Марича. А он впечатляет. Даже мне не по себе.
И вроде бы он даже не хамит, если не брать в расчет слово «дура», но от его тона мороз бежит по коже, поднимая самый глубинный инстинкт – самосохранения.
– Катя, – веско роняет Саша. – Ты проработала со мной много лет. Я когда-то бросался голословными обвинениями?
Бывшая ассистентка ни жива, ни мертва. На белом, как мел, лице проступают и пропадают красные пятна. Мне видно, что у нее на лбу выступили капли пота. Кофр дрожит в трясущейся руке.
– Настя, ты зря приготовила лишнюю чашку, – обращает на меня внимание Саша. – Катенька вряд ли рискнет пить что-то из твоих рук теперь, когда она знает, что ты в курсе ее милых поступков.
– Это не ей. Это Никите…
– А, ну Никите, тогда ладно, – Марич, словно бы потеряв интерес к Кате, проходит к подоконнику, на котором я по вчерашнему образу сервировала завтрак.
Не выдержав неопределенности, Екатерина подает голос:
– Что… что со мной будет?
– С моей подачи? Или подачи закона? – равнодушно интересуется Саша, разглядывая тарелку с канапешками, созданными в приливе хорошего настроения еще до «неприятного визита».