И в-третьих, — литературный дар романтического склада, подкрепленный широким образованием и специальными знаниями.
…Много? Но вот совпало — именно у Бориса Воробьева, написавшего все эти рассказы и повести и продолжающего работать в том же ключе, на тех же дальних тропах и высоких точках.
У него не было войны, но была служба в армии, в суровых местах, и острова в хмурой северной области Тихого океана стали для него жизненной школой.
Но ведь не всякую школу поминаешь добром, не во всякую приятно вернуться хотя бы в воспоминаниях!.. Более того, не любая школа даст пищу воображению, историческим реминисценциям. А вот получилось так, что суровая земля, которая пережила на своем веку много жестокого, кровопролитного, была плацдармом военных схваток, решающих боев, — она и увиделась будущему писателю неожиданными красками настоящего и романтическим ореолом прошлого.
Были большие стройки в разных местах страны. Потом был исторический факультет МГУ. Была неожиданная для него самого работа на турбазе в родной Калининской области — поездки с туристами, связанные не просто с "осмотром памятников" и "просматриванием пейзажей", а с трудными маршрутами и медленным вживанием городского человека в неповторимые верхневолжские места, где сохранилось еще так много неизведанных троп.
Вот тогда, может быть, Борис Воробьев и захотел рассказать людям о том, что успел узнать и понять сам. Может быть, в первых "своих" "туристах" увидел отчасти и учеников, которым захотелось раскрыть какие-то тайны природы, приобщить к любимому им самим, может быть, он видел в них и своих будущих читателей. Этот путь кажется мне таким понятным для писателя-"приключенца".
…Можно создать целый феерический мир приключений, не покидая кабинета, такие приключения особенно экзотичны и романтизированы. Можно просто вести путевые заметки, и это интересно и поучительно, заметки такого рода внесли золотой вклад в приключенческую литературу. Выбор Бориса Воробьева пал на те часы в жизни человека, которые отмечены баллом "десять" по шкале Бофорта — штормом, атакой, безвыходным окружением, смертельным заданием — испытанием на разрыв, концентрированием всех человеческих сил — и всегда победой добра. Победа — одно из главных правил жанра приключений.
Но, показывая эти часы "пик", Воробьев делает и другое дело: он строит мир "смелых и больших людей" как мир будничный, повседневный, обязанный быть в постоянной готовности не ради славы, но ради службы, не в честь романтики, но просто потому, что еще есть на земле такие места, где XX век может внезапно кончиться, технические достижения покажутся жалкими игрушками взрослых детей, а в действие должны незамедлительно вступить сильное тело, светлая голова, мужественное сердце.
Те, кто уже испытал в жизни этот страшный миг — груда искореженного металла вместо самолета, или заглохший мотор машины посреди ледяной пустыни, или внезапно прервавшаяся радиосвязь, потеря карты, компаса… — те поймут слова "кончился XX век". Именно тогда мы впервые задумываемся: а были ли мы достойны всех этих технических достижений или они были подарены каким-то мудрецом слабым людям, не надеющимся на собственные силы? Именно тогда мы начинаем ощущать Природу, медлительную, вечную и вездесущую, следящую за нами тысячью глаз — глазами собак, орлов, деревьев… И древнее умение человека дружить с природой и глядеть в ее глаза как равный равному, как сильный сильному рождается в этот час.
Благодарность автору за то, что он так выразительно, так ярко дает нам возможность (одними лишь средствами литературы!..) пережить эти часы вместе с его героями, тоже одно из главных условий приключенческой литературы.
Но благодарность может быть разная, и сопереживание тоже: просто читательское — любопытствующее, иной раз снисходительное, вызывающее умиление и удовлетворение оттого, что вы-то, читатель, находитесь в полной безопасности! Но может быть сопереживание и другого рода, которое вызывает мастерство Воробьева: "хочу так", "могу ли я так?"
…У нас есть сомнительная привычка употреблять вместо многих понятий жаргонные словечки типа "хобби", "супермен"… Уже сложился даже штамп, что героями приключенческой литературы должны быть супермены (и как дань эмансипации — суперменши). Но героев Воробьева мне не хотелось бы обижать этим названием.
Да и какое это суперменство, когда, смешноватый, даже в чем-то нелепый старик занудливо ворчит целыми днями об обязанностях доставщика почты, а однажды вдруг прыгает в ледяную воду за газетами — ну не чудак ли?..
И разве назовешь словом "мен" (то бишь человек) других героев повествований Воробьева, например, благородного Ытхаиа, ведь это собака. Животные живут на страницах произведений Воробьева так же полно, ярко, даже духовно, как и люди. Они у Воробьева все личности. Они независимы, неподобострастны, они работают для человека, говоря языком города, не просто "за зарплату", а по извечной необходимости службы и взаимосвязанности.