— Такова се ля ви, шеф, — сказал Кирилл. Он перенял Женькину привычку и называл теперь Побережного только так.
— Тебе хорошо говорить! — закипятился Побережный. — Лежишь себе с талмудом! А с этим что будем делать? — Он смешно пробежался по комнате, открыл чулан и пнул ногой приготовленные к отправке мешки с почтой. — Солить, что ли?
Кирилл понял, что Побережный "заводится". Он поднялся и стал одеваться.
— Я к Женьке.
Побережный даже не обернулся. Он продолжал пинать мешки, поминая вполголоса какого-то бога и чью-то мать.
На дверях у Женьки висела записка: "Я на каюрне", и Кирилл направился туда. Чтобы не делать крюк, он пошел по целине и, миновав несколько занесенных снегом нежилых домиков, спустился в овраг, на дне которого стояла каюрня.
Это был длинный, низкий сарай, выстроенный из плавника и обложенный для тепла дерном. Окон у сарая не было, вместо них прямо в дерн были вставлены толстые стекла из плексигласа. На крыше торчала железная печная труба. Из нее поднимался и тотчас уносился срываемый ветром дым — наверно, Женька готовил еду для собак. Возле каюрни лежала неведомо кем заброшенная сюда трехорудийная артиллерийская башня. Стволы башни были погнуты, краска на ней облупилась, и под ней краснела грунтовка — казалось, что с башни содрали шкуру, обнажив красное жилистое мясо.
Кирилл открыл дверь и вошел в каюрню.
Женька сидел на ворохе ссохшихся нерпичьих шкур и чинил упряжь, напевая под нос свое любимое. "В прекрасном замке жил король с своей прекрасной королевой". Продолжения песни Кирилл никогда не слышал, потому что Женька всегда пел один и тот же куплет.
Во всех углах каюрни кучками и поодиночке лежали собаки. Когда Кирилл вошел, собаки агрессивно подняли головы, но, узнав своего, опять спрятали носы в шерсть.
— Привет, старик! — Женька придвинул Кириллу низкий, с сиденьем из ремней стул, похожий на те, что стоят в будке любого чистильщика сапог. — Садись.
Кирилл взял стул и сел поближе к печке. Это было громадное и нелепое сооружение, занимавшее почти половину каюрни. Несмотря на размеры, печь грела из рук вон плохо. Зато она являла собой, можно сказать, памятник архитектуры. Неизвестный строитель оснастил печь множеством никому не нужных выступов, карнизов, приступок и печурок, соорудив не печь, а храм.
— Что нового, старик? Как там шеф?
— Латынь повторяет.
— А-а, — сказал Женька. Ему не нужно было объяснять, что это означает.
Пошуровав в печке, Кирилл стал наблюдать за тем, как работает Женька.
У ног Женьки лежала связка аккуратно нарезанных нерпичьих ремней. Время от времени Женька брал из связки один и подзывал к себе какую-нибудь собаку. Виляя хвостом, собака выбиралась из угла и подходила к Женьке. Пока он примерял собаке ремень, та стояла не шелохнувшись, позволяя как вздумается вертеть себя. Уяснив, что надо, Женька отсылал собаку на место. Потом сшивал ремень. Получался алык — лямка, которую надевают собаке на шею. Алыки часто рвались, и Женька заготавливал их впрок. Работа напоминала хорошо налаженный фабричный конвейер.
Не отрываясь от дела, Женька попросил:
— Посмотри кашу, старик.
Кирилл подошел к печке и сдвинул тяжелую деревянную крышку с котла. Облако пара поднялось над печкой и стало расползаться по всей каюрне. В нем скрылись и Женька и собаки. В котле чавкало и клокотало, словно там находился грязевой источник. Когда пар немного рассеялся, Кирилл разглядел кашу — неопределенного цвета пузырящуюся массу с кусками крупно нарезанного мяса.
— Ну как?
— А черт ее знает! — сказал Кирилл. — Пузыри одни.
— Да ты попробуй, старик. Возьми щепотку сверху и пожуй.
Кирилл подозрительно покосился на Женьку: он иногда не понимал, серьезно тот говорит или нет. Потом все же пожевал.
— Сыровата, — сказал он. — Попреть бы еще.
— Ничего, — сказал Женька. — В животе допреет.
Он отложил упряжь и вытащил на середину каюрни огромное корыто, выдолбленное из дерева, — колоду. Если бы колоде приделать нос, в ней, наверное, можно было бы плавать, как в челноке.
Собаки зашевелились в своих углах.
Женька взял черпак и стал наполнять кашей колоду. От каши вовсю валил пар.
Откуда-то вылез суетливый, юркий щенок и, не раздумывая, сунулся прямо к колоде. Женька перехватил нахала, отодвинув его ногой. Но щенок, видно, решил во что бы то ни стало снять пробу. Он обежал колоду с другой стороны и ткнулся носом в кашу, но сразу же, взвыв, отскочил.