Боль в ноге с первых же шагов отрешила Кирилла от действительности. Он сосредоточился на ней, не замечая ни ветра, ни клубящегося, как дым, снега, ни холодных водяных струек, которые потекли за шиворот, когда набившийся в капюшон снег начал таять. Перенося тяжесть тела на здоровую ногу, Кирилл с ужасом думал о том, что следующий шаг нужно начинать с больной, и каждый раз боялся, что этот шаг будет последним.
Женька под руку поддерживал Кирилла.
Оставляя в насте дыры, которые тут же заносились снегом, они, словно на дно загрязненного водоема, погружались в беспросветную серую муть. Вскоре она целиком поглотила их, перепутав всякие представления о времени и пространстве. И то и другое вдруг перестало существовать; и хотя с момента, когда они покинули окоп, прошло не больше пятнадцати-двадцати минут, Кириллу представилось, будто они уже целую вечность блуждают по этой кочковатой безжизненной равнине, что они уже прошли поселок и теперь уходят от него в глубь острова.
Кирилл остановился.
— Женька! — крикнул он.
Женька обернулся, приблизив к Кириллу лицо. Оно было покрыто сплошной коркой льда и напоминало белую гипсовую маску, на которой неестественно краснела узкая щель рта. Промерзшая малица стояла на Женьке колом, из нее нелепо торчали в стороны руки. Вместо головы на плечах у Женьки покоилось подобие медного водолазного шлема, и Женька был похож на марсианского бога, изображение которого дотошные археологи обнаружили в пещерах не то Японии, не то Ближнего Востока.
Кирилл подумал, что и он, наверное, выглядит не лучше.
— Мы заблудились, Женька!
— Все правильно, старик! Смотри!
Он опустился на колени и разгреб рукой снег. Под ним на насте, точно струпья на шкуре старой собаки, виднелись пересекающие друг друга полосы — следы от нарт. По сторонам во множестве были раскиданы оставшиеся от сырой погоды размазанные слепки собачьих лап.
Женька был прав: они ни на йоту не ушли в сторону, и Кирилл не понимал, каким образом Женька ухитряется находить дорогу в этом взбаламученном до самого неба крошеве.
— Как нога, старик?
— Лучше!
— А я что говорил!
Рев пурги не ослабевал, и им приходилось кричать, чтобы услышать друг друга.
Кирилл соврал. Хотя нога больше и не мерзла, но она уже не просто болела — ее жгло огнем.
— Передохнем, старик!
Кирилл хотел ответить поговоркой, суть которой сводилась к игре слов "передохнем" и "передохнем", но раздумал. Не хотелось лишний раз открывать рот и наглатываться холодного, вперемешку со снегом воздуха. Стараясь не сгибать ногу в колене, он, как куль, плюхнулся рядом с Женькой. Тот переменил позу и сел так, что загородил собой ветер. Возле Женьки стал быстро вырастать сугроб.
Запустив руку под малицу, Женька извлек на свет заветный термос. Рюкзак с продуктами они не взяли, он остался лежать в окопе до лучших времен, но термос запасливый Женька успел когда-то запихать за пазуху.
Морс был как нельзя кстати: Кирилла мучила жажда, а снег, который он глотал, ее не утолял. Видно, у него начиналась температура.
Женька открутил крышку и протянул термос Кириллу. Кирилл приложился к горлышку. Кисло-сладкий горячий напиток действовал как волшебный эликсир: с каждым глотком Кирилл чувствовал, что силы возвращаются к нему. Даже показалось, что поутихла боль в ноге.
— Подъем! — сказал Женька, когда термос вновь перекочевал к нему за пазуху.
Он помог Кириллу подняться, и они пошли дальше, ложась грудью на упругий, как натянутый тент, ветер.
…Близко — Кириллу показалось под боком — завыла собака. Низкий, вибрирующий вой перекрыл шум пурги и тут же угас, растворился в нем.
Кирилл поднял голову и напряг слух, стараясь определить, откуда донесся этот вой, но, кроме грохота и свиста, не услышал ничего. Ветер. Разве существует в мире еще что-нибудь, кроме ветра?..
Они лежали на середине тягуна, там, где свалился вконец обессиленный Женька, и снег заносил их.
Случилось то, что неминуемо должно было случиться, — нога отказала. На дне распадка протекал ручей, дрянной, мелеющий летом ручеек, в котором даже живности никакой не водилось. Но в нем хватало камней — пудовых, обкатанных водой голышей. Под снегом их было не видно; покрытые наледью, как горшки глазурью, они только и дожидались, когда на них наступят. Нога соскользнула, и Кирилл упал как подкошенный. И больше уже не встал. Он наступал на ногу, но она подвертывалась, и он ничего не мог поделать с ней. И тогда Женька понес его и тащил до этого места, где они лежат сейчас и где, наверное, так и останутся…