— Вы имеете в виду того самого Кулакова, который разрывается на части?
— Ишь ты, запомнил! Его самого. Парень золотой, только язык без костей. Начнет молоть — не остановишь.
Вернулась Шура, неся целую тарелку красной, нарезанной крупными ломтями рыбы. Смахнув передником со стола, она поставила тарелку, подала вилки и хлеб.
При виде рыбы Побережный крякнул от удовольствия.
— Ешь, — сказал он и пододвинул тарелку ближе к Кириллу. — Чавыча. Попробуешь — пальчики оближешь.
Рыба была свежая, сырая, и Кирилл с некоторой опаской приглядывался к ней. Потом попробовал. Рыба действительно оказалась на редкость вкусной, и Кирилл уже без опасения отправлял в рот холодные сочные куски.
— Ну, заморил червячка? — спросил Побережный, когда на тарелке остались одни кости. — Тогда пошли. Пока прилив не начался, пройдем берегом.
— Расплатиться надо, — сказал Кирилл, показывая на стаканы.
— А-а, — протянул Побережный. — Давай расплачивайся. Умел воровать, умей и ответ держать.
Кирилл вытащил заветную трешницу и положил на стол. Денег хватало только-только.
— Все, что ли? — поинтересовался Побережный. — Маловато. Не успел тебя Мишка раздеть.
Кирилл не стал уточнять подробности. Недоставало еще, чтобы Побережный узнал о его финансовой несостоятельности. И без того Кирилл чувствовал себя достаточно уничиженным.
У буфета Побережный задержался, поверх голов объясняя что-то буфетчице. Та слушала, согласно кивала, а под конец рассмеялась. Махнув ей рукой, Побережный подозвал ждавшего в стороне Кирилла, и они вышли на улицу.
4
— Во-он тот столб видишь? — спросил утром Побережный, подводя Кирилла к окну и показывая рукой на серый каменный параллелепипед метрах в ста от дома.
— Ну вижу, — позевывая и потягиваясь, ответил Кирилл.
— А трубу? — продолжал допытываться Побережный. — Трубу левее видишь?
— И трубу вижу, — уже не совсем уверенно сказал Кирилл, не понимая, чего от него хотят.
— Там живет Кулаков, — тоном чревовещателя произнес Побережный. — Сходи позови, дело есть.
— Он что, галка? — спросил Кирилл, мстя за минутную растерянность.
— Кто? — в свою очередь, не понял Побережный.
— Кулаков. Раз он в трубе живет, — невинно пояснил Кирилл.
Побережный уставился на него с удивлением и гневом, видимо, раздумывая, сокрушить ли свалившегося ему на голову умника или отнестись к нему, как к неразумному.
— Грач он! Орел общипанный! Иди, тебе говорят!
Кирилл рассмеялся и, набросив полушубок, выскочил на улицу.
Однако проникнуть к Кулакову оказалось не так-то просто. Возле крыльца, загораживая дорогу, лежала в снегу дюжина здоровенных лохматых псов, запряженных в нарты. Положив на лапы тяжелые головы, псы, не отрываясь, смотрели на приближавшегося к дому человека.
Кириллу никогда не приходилось иметь дело с собаками, и, как все люди, которые не понимают, с какой стороны может грозить опасность, он подошел к упряжке чуть ли не вплотную. Но в самый последний момент интуиция все же выручила его: что-то в позе собак насторожило Кирилла; их зловещая неподвижность и угрюмый блеск глаз подсказали ему, что это не те шавки, которые, задрав хвосты, гоняются по дворам за кошками, а порождения организации иной, первобытной и беспощадной.
Тем не менее Кирилл предпринял попытку выполнить приказ.
— Собачки, — ласково, нараспев сказал он, бочком продвигаясь к крыльцу. — У-у, какие хорошие собачки…
В следующий момент он понял, что надо уносить ноги: "собачки" вдруг, как по команде, подняли от лап головы и с глухим рыком бросились на Кирилла.
Инстинкт самосохранения сработал мгновенно: двумя гигантскими скачками Кирилл достиг испещренного иероглифами спасительного столба и белкой взлетел на его верхушку.
Внизу прыгала и захлебывалась от лая свора.
На шум в доме отворилась дверь, и на крыльце показался высокий парень без шапки, в свитере, ватных брюках и роскошных рыжих унтах. Длинные светлые волосы парня были перехвачены ремешком, как у средневековых ремесленников. Он кого-то неуловимо напоминал.
Цыкнув на собак, парень уставился на Кирилла
— Что ты там делаешь? — не сразу спросил он.
— Читаю иероглифы, — с высоты отозвался Кирилл.
— Чокнутый, — вслух констатировал парень.
— Да убери ты псарню! — взмолился Кирилл, перехватываясь дрожащими от напряжения руками.
Парень усмехнулся, не спеша сошел с крыльца и оттащил собак от столба.
Кирилл спустился на землю.
— Привет, — сказал он парню.
— Привет, — ответил тот, рассматривая Кирилла желтыми дерзкими глазами.
— Хороши бобики, — похвалил Кирилл все еще рычащих псов.
Парень неопределенно хмыкнул. Было ясно: он ждет более конкретных объяснений столь раннему визиту.
— А я к тебе по делу, — сказал Кирилл. — Тебя как зовут?
— Женька, — ответил парень.
— А меня Кирилл, Женька. Ануфриев. Новоиспеченный работник связи.
В глазах парня мелькнул интерес.
— Каким ветром в наши края?
— Долго рассказывать, тем более что тебя начальство дожидается. Считай, что волонтер.
— Вас понял, — сказал парень. — Так сказать, по велению сердца?
— Ага. Начальство, говорю, тебя дожидается.
— Подождет. Не в духах?
— Да нет, как будто ничего.
— Сейчас, — сказал Женька, — собак только привяжу. А то снимут с кого-нибудь штаны.
Он подошел к нартам и закрепил их коротким железным ломиком, пропустив его через передок. Ударив по ломику ногой, он остался доволен.
Побережный ожидал их с нетерпением.
— Тебя только за смертью посылать, — недовольно сказал он Кириллу.
— Чечако не виноват, шеф, — вступился за Кирилла Женька. — Он вел себя, можно сказать, геройски. К сожалению, этого не поняли собаки.
— Ладно, — сказал Побережный. — Нарта на мази?
— Как штык.
— Подгоняй, поедешь на Шумный. Отвезешь газеты, а оттуда письма заберешь. Сейчас Сорокин звонил. Где, говорит, газеты? Искурили, что ли?
— Шизик ваш Сорокин, шеф. Он что, не знает, какая погода была? Всю неделю дуло как из прорвы.
— Ладно, шут с ним, с Сорокиным! Подгоняй, и грузитесь. Прогноз хороший.
— Есть, шеф! Бегу. Одна нога здесь, другая там!
— Трепач вроде тебя, — сказал Побережный Кириллу, когда Женька вышел, — Балаболит, балаболит, а чего балаболит? "Есть, шеф!", "Нет, шеф!" Ну какой я ему, к черту, шеф? Ох, хвачу я с вами лиха!..
Побережный почесал затылок.
— Поедешь с ним. Присматривайся, что и как. Недельку пооботрешься, а там и сам ездить начнешь. Напеременки с Женькой.
Он прошел в другую комнату, где был своего рода склад, и вернулся с ворохом одежды.
— Примерь-ка, — сказал он, складывая одежду перед Кириллом. — Должна подойти, вы с Женькой оба дылды.
Здесь было все: брюки и телогрейка из непромокаемой ткани, свитер, носки, такие же, как у Женьки, рыжие роскошные унты и не менее роскошная малица с привязанными к ней рукавицами.
Кирилл быстро напялил на себя весь ворох. Унты были чуть великоваты, но он подумал, что с двумя парами носков сойдет.
— Хорош, — сказал Побережный, как манекен поворачивая и осматривая Кирилла со всех сторон.
Под окном залаяли собаки.
Побережный опять ушел в другую комнату и на этот раз выволок оттуда большущий бумажный мешок, набитый под самую завязку.
— Тащи на улицу, — велел он Кириллу.
Крякнув, Кирилл взвалил на спину мешок. В коридоре он столкнулся с Женькой.
— Там на нартах брезент, — сказал Женька, — Клади на него.
Собаки на этот раз не обратили на Кирилла никакого внимания. Наверное, вид человека в меховой одежде внушал им должное уважение. А может, они уже запомнили запах Кирилла и догадывались, что он имеет какое-то отношение к их хозяину.
Через пять минут все было уложено и увязано.
Собаки от нетерпения дергали постромки и подвывали.