Король наклонился к Черной Орхидее:
– Граф де Брогли поведал мне о ваших подвигах. Он настоял на том, чтобы вам присвоили эту награду, которой отмечен и он сам. Я знаю, что мы многим вам обязаны… Когда я говорю «мы», я хочу сказать: я сам, моя супруга… и Франция, конечно.
Он опять улыбнулся, затем лукаво добавил:
– Но ведь это все одно и то же, не так ли?…
Пьетро не посмел заметить его величеству, что он знал гораздо меньше, чем ему казалось; король даже не подозревал, что Баснописец являлся его дядей – так как он был незаконным сыном его деда – и претендентом на престол. На самом деле, монарх награждал Пьетро, сам точно не зная почему, помимо того, что он действительно имел великие заслуги в деле защиты королевства. Брогли ни с кем не поделился; лишь Морпа, при посредничестве Верженна, уведомили о подробностях дела.
Людовик XVI еще раз спустился с трона:
– Вы уверены, что не желаете стать мушкетером?
Настала очередь Пьетро улыбнуться:
– Нет, ваше величество. Ведь лучшие места уже заняты.
Людовик XVI согласился:
– С другой стороны, тем лучше. Ведь они нам дорого стоят, представьте себе. Я подумываю их упразднить. Пусть это останется между нами, ведь… вы же умеете хранить секреты…
Они обменялись взглядами сообщников, затем король широко развел руками и проговорил:
– Друзья мои… Принимайте нового кавалера!
Черная Орхидея повернулся; под сводами капеллы раздался гром аплодисментов. В первом ряду неистово били в ладоши Анна Сантамария и Козимо. А неподалеку стоял прямо, вытянувшись по струнке, Шарль де Брогли. Он кивнул.
Как только церемония завершилась, Анна подошла к Виравольте.
Пьетро шепнул ей не без иронии:
– Видишь, мой ангел, я получил медаль…
Она обняла его. Козимо подхватил, косо улыбаясь:
– Достаточно было бы и цветка, как в старые добрые времена.
Вдруг все посторонились, вытянувшись в две шеренги и пропуская королеву.
Мария Антуанетта, блистательная в серебристом платье, зашнурованном олеандром, приблизилась со своей обычной грацией.
Все предсказания ее венского детства, казалось, сбылись; он находилась в расцвете красоты или, по крайней мере, искусно создавала такое впечатление. Она все еще была стройна, но Пьетро заметил, что она несколько округлилась. Ее серo-голубые широко расставленные глаза были все так же необычайно выразительны. Хотя она была сильно напудрена, можно было угадать, что ее волосы утратили цвет, который они имели в детстве, и стали каштановыми. Чтобы скрыть свой высокий лоб, она выбирала все более изощренные прически – на этот раз на ней сверкало бриллиантовое перо, а локоны были перевиты жемчужными нитями и лентами. Ей также не удавалось скрыть свой орлиный нос и отвислую губу, характерную для Габсбургов. Она только что отбросила шаль и накинула на платье мантию с вышитыми геральдическими лилиями и отороченную горностаем, завязав ее на груди лентой персикового цвета. Ее облику в целом всегда была свойственна гармония, даже если ее не хватало в деталях, и из-за этого ее постоянно сравнивали с наядами из античных мифов. Пьетро улыбнулся, вспоминая, что о ней говорил Гораций Уолпол: она затмевает даже звезды, а когда она появляется на балу, создается впечатление, что если она не танцует в такт, то такт ошибается.
– Наш господин из Венеции! – воскликнула она. – Сегодня вы совершенный француз… Помните ли вы тот день, когда вы были представлены мне и что я вам тогда сказала? И я была права, Орхидея. Я знала, что вы меня защитите от всего на свете…
– Бы еще более величественны, чем обычно, – произнес Пьетро задумчиво.
Он поклонился и поцеловал ей руку, как в былые времена. Королеве пришелся по душе комплимент и, окруженная кавалерами, она повернулась к Анне:
– Берегите же свою Орхидею, маркиза де Лансаль, – сказала она с легкой улыбкой, вновь надевая перчатку. – Хотя я знаю, что ее лепестки все еще… так свежи.
Они поклонились друг другу; затем Пьетро и Анна проводили ее глазами.
– Надеюсь, у тебя по-прежнему лишь одна королева? – прошептала Анна.
Пьетро улыбнулся и обнял ее за талию.