Еще минут десять я лежал на носилках в приемнике, дожидаясь конвоя, и изображал нечеловеческие страдания для наблюдавших за мной двух вислоносых прапорщиков. Отыскавшийся где-то в объемном чреве СИЗО престарелый фельдшер Игнатьич не счел нужным даже пощупать меня – написав от фонаря направление, он вручил его прибывшему начальнику экстренного караула и наотрез отказался сопровождать меня в клинику.
– Я вам, блядь, не зэчара, чтобы в автозаке трястись, – презрительно заявил Игнатьич начкару, когда тот настоятельно потребовал, чтобы больного сопровождал врач. – В кабине ведь не повезешь?
– Не повезу, – согласился начкар – мясистый краснолицый дядька предпенсионного возраста. – Больно ты жирный, вдвоем не поместимся. Да и не положено это…
– Ну а в трюме я вам не ездун, – отрезал Игнатьич. – У вас там воняет…
– Тогда вообще не возьму, – меланхолично пожал плечами начкар. – По уставу не положено – сам ведь знаешь! Вдруг он в дороге окочурится?
Пока они препирались, прошло еще что-то около десяти минут – вынужденный притворяться, я настолько вошел в образ, что сам поверил, будто у меня внутри минимум ятаган – даже колики появились.
Придя наконец к консенсусу, конвой и попкари совместными усилиями выдворили меня на улицу и погрузили в камеру автозака. В ходе этого мероприятия я так натурально стонал и скрючивался, что какой-то впечатлительный сизошник – из молодых, по-видимому – досадливо бросил окольцовывавшему меня начкару:
– Да на хера ты ему браслеты цепляешь?! Он, блядь, щас не то что бежать – дышит через раз!
– Целее будет, – буркнул бывалый начкар. – Видали мы таких больных…
В приемном покое клиники им. Турдыниязова, куда меня с грехом пополам доставил конвой спустя двадцать минут, возникла некоторая заминка: во-первых, куда-то исчез Игнатьич, сославшись на срочную необходимость повидать какого-то коллегу, во-вторых, выяснилось, что безболезненно просветить меня не получается: какой-то сильно двинутый пациент, доставленный накануне вечером из областной психбольницы, по недосмотру сопровождавших его пьяных санитаров в припадке дикой ярости основательно разбил суперсовременный сканер, когда его (пациента) пытались освидетельствовать на предмет заглота подшипника.
– Ээээмм… Ну, черенок – это, конечно, не подшипник, – глубокомысленно заметил высушенный козлобородый хирург, пытаясь ощупать мой живот, – я поджал колени к подбородку и отпихивал врачебную руку, оглашая стены покоя предсмертными криками. – Если отломанный конец достаточно острый, тогда, ммм… ну, тогда от любого резкого движения может возникнуть прободение. А это, знаете ли, – это чревато, батенька… – Таким образом хирург успокоил скуксившегося начкара, поглядывавшего на дверь в ожидании невесть куда запропастившегося Игнатьича.
– Угу, чревато, – повторил хирург и, поколебавшись несколько секунд, написал несколько строк на каком-то бланке. Вручив его начкару, козлобородый засунул правую руку за пазуху, а левой произвел отмашку от ширинки в сторону входной двери: – Давайте-ка, ммм… тащите его эээ… в морг. Как выйдете, завернете за угол здания – там вход в подвал. Мммм…
– Как это в морг? – изумился начкар. – Он что – уже все? Безнадега?
– Да нет! – досадливо нахмурился хирург. – Ну что вы, право… Ээээ… У нас там рентгенкабинет временно – ремонт, знаете ли… Угу… Ну, в самом деле – с моргом по соседству. Направление отдадите Аталии Андреевне – она снимок сделает. Потом сюда…
Пыхтя и чертыхаясь, конвой потащил меня, куда было указано. Миновав озаренное мертвым светом галогеновых ламп просторное помещение с двухъярусными стеллажами, на которых покоились завернутые во что-то белое тела, мы очутились в небольшом зале с хаотичным нагромождением непонятного, но весьма объемного оборудования и зашторенными плотными портьерами окнами.
Спустя три минуты крючконосая бабуся – Аталия Андреевна – подпрыгивая от досады и обильно пыхтя чесночным ароматом, пыталась пристроить у меня на животе футляр с пленкой. Получалось это из рук вон – я не желал разгибаться и держался за брюхо окольцованными руками, стеная так, что у самого мурашки по коже бегали.
– Да снимите с него эти чертовы кандалы! – вспылила Аталия после продолжительной и безуспешной борьбы. – Снимите и держите ему руки. Я что, по-вашему – Шварценеггер, что ли, чтобы справиться с ним в одиночку?!