Выбрать главу

Я тут же подошел к Кругловой.

— Зинаида Михайловна, оказывается, было чистое недоразумение. Бидструп вовсе не ломал программу. Он просто пошутил, зная советскую манеру, что если уславливаются к десяти, то приезжают к часу.

— Пошутил, пошутил… Вот вам и результат этих шуток. Надо знать, с кем шутишь, — проворчала Круглова и сердито посмотрела на Бидструпа.

…Приезжая в Москву, Бидструп был здесь, пожалуй, больше «как дома», чем в родном Копенгагене. Неизменный и почетный участник всех мероприятий, выставок, собраний, связанных с сатирическим искусством. Он всюду — «персона грата», неизменный председатель жюри на всех международных выставках «Сатира в борьбе за мир». Ему вручается второй советский орден — «Дружба народов». Одновременно растет и крепнет наша личная дружба. Помню, как-то будучи у меня в доме, он очень заинтересовался красивыми разноцветными солдатиками, которые искусно мастерил из пластилина мой десятилетний внук Витя и — надо это себе представить! — расположившись вместе с внуком на полу, стал играть с ним в солдатики.

… Последние наши встречи с Бидструпом были, увы, омрачены трагическими переживаниями, выпавшими на его долю.

Он откровенно со мной ими делился. То недружелюбие, которое почему-то давно окружало его в родной стране, постепенно превратилось в подлинную травлю. С горечью поведал он мне, что не брезгуют и прямой клеветой. Вплоть до того, что объявляют его виновником нелепой смерти жены, погибшей в результате несчастного случая.

…Как не задуматься над горьким парадоксом — почему в биографии талантливого, доброго, достойного человека, чье чудесное творчество дарило миллионам людей радость искреннего смеха и веселого настроения, оказалось столько тяжелых, драматических личных переживаний.

И я думаю об этом, перелистывая проникнутые обаятельным добрым юмором страницы альбомов с его неподражаемыми комическими сценками. Почти на всех этих альбомах теплые дружеские надписи их автора. Они мне очень, очень дороги.

Жан Эффель не уступал Херлуфу Бидструпу ни в таланте, ни в остроумии, ни в мастерстве. Но по характеру и стилю они были друг другу полной противоположностью. Степенный, неторопливый, сдержанно-сосредоточенный Бидструп и по-французски горячий, экспансивный, говорливый, неугомонный Эффель.

Стремительно, ярко, весело, азартно вошел Жан Эффель в сатирическое искусство нашей планеты. С тех пор прошло больше полувека, а я и сегодня отлично помню радостное впечатление от первого знакомства с опубликованными в советской печати рисунками молодого Эффеля, подкупавшими своей милой непосредственностью и простотой, свежим, неожиданным и озорным восприятием окружающего мира. Нельзя было не поддаться очарованию этих уморительных, чуть-чуть стилизованных под наивную инфантильность, остроумно придуманных комических сценок с их оригинальным графическим почерком — твердой и упругой линией, замыкающей каждую фигуру в лаконичный и четкий контур, живо и выразительно передающий динамику и характер персонажей. Забавно было и то, что буквально на каждом рисунке, независимо от сюжета, неизменно фигурировали, подобно неким геральдическим знакам, обязательные атрибуты: маргаритки, бабочки, улитки, паучки и птички. Забавно была сделана даже подпись художника в виде круглого цветочка — маргаритки — из букв, составляющих имя и фамилию автора.

Помню, как много лет спустя за дружеским застольем (это было во время нашей встречи с Жаном Эффелем в Москве), я шутя сказал:

— А тебе, Жан, очень повезло, что жену твою зовут Маргаритой — этот цветок так легко рисовать. А что если бы ее имя было Роза или Лилия?

— Что ты! — смеясь, воскликнул Эффель. — Я только потому и женился на ней, что она Маргарита! На Лилии или Розе я бы не женился!

А был как-то и такой разговор.

— Когда будешь в Париже, Борис, обязательно приходи ко мне. Мой адрес — дом семь, улица Бонапарта.

Я рассмеялся.

— Что тут смешного? — удивился Эффель.

— Смешное совпадение: мой адрес в Москве — дом семь, проспект Кутузова.

Из года в год рос успех Эффеля. Вскоре творчество его завоевало популярность во всем мире. Но если вначале он казался художником «чистого юмора», этаким, как писали, симпатичным, безобидным «светлячком», то очень скоро обнаружилось, что молодой карикатурист-самоучка обладает не только добродушным и обаятельным юмористическим дарованием, но и не в меньшей степени вооружен едкой и злой иронией, владеет точным и неотразимым сатирическим ударом. Оказалось, что в лице Эффеля прогрессивная политическая карикатура приобрела первоклассного, не знающего устали и промаха бойца, беспощадно бичующего фашистов, реакционеров, мракобесов, расистов.

В этом маленьком хрупком человеке жил несокрушимый мужественный дух, проявлявший себя не только в художественном творчестве Эффеля, но и в событиях его жизни. Смелым солдатом был младший лейтенант разведки Франсуа Лежен (подлинные его имя и фамилия, а псевдоним Эффель — это сочетание его инициалов Ф и Л во время Второй мировой войны — в те дни, когда пресловутая «странная война» между Францией и Германией превратилась в настоящую. Именно тогда за выполнение опасного задания, порученного командиром полка, Эффель получил боевую награду — орден «Военный крест».

Позднее, в тяжелой, гнетущей атмосфере гитлеровской оккупации, Эффель стоически продолжает свою художественную деятельность, организует передвижные выставки бытового юмористического рисунка, цель которых — противопоставить тупому фашистскому варварству несгибаемость и оптимизм французского национального характера. В специальном буклете, выпущенном Эффелем, говорилось: «Конечно, мы переживаем страшное, тяжелое, трагическое время, но французское остроумие не должно исчезнуть. Фейерверк шуток, вселяя в нас надежду, поможет и в преодолении наших трудностей». В это тяжелое время Жан Эффель не только шутил. Известны факты его мужественного поведения как гражданина и патриота. Известно его активное участие в движении Сопротивления в условиях смертельной опасности, когда по следам художника шли гестаповские ищейки.

Поразительно широк и разнообразен диапазон художественных интересов этого непостижимо плодотворного и неугомонного рисовальщика. Это и политическая карикатура на темы крупнейших международных событий, и бытовая юмореска, и всемирно известная серия рисунков на библейские сюжеты — «Сотворение мира» и «Сотворение человека», и превосходные иллюстрации к классическим басням, и боевые альбомы-памфлеты. Это десятки всевозможных сатирических изданий и сборников. Наряду с этим — огромная работа в области промышленной графики, торговой рекламы, туристического и коммерческого плаката… Оформление витрин, выставок, праздничных стендов, изготовление сувениров.

Уже в первые годы своей творческой деятельности Эффель любил рисовать смешные сценки на библейские сюжеты, где главными действующими лицами были симпатичный Бог-старик, работяга и хлопотун, со своими помощниками-ангелочками и зловредный его антипод — лохматый сатана, интриган и пакостник. Эти отдельные рисунки постепенно составили целый цикл, огромную серию карикатур «Сотворение мира», а потом и «Сотворение человека».

Основной прием, на котором Эффель строит свое повествование, состоит в том, что, как бы всерьез принимая библейскую концепцию о первых шести днях творения, художник юмористически опрокидывает в эти допотопные времена наши современные научные, астрономические, геологические, математические и прочие познания, весело сталкивая их с традиционными ветхозаветными толкованиями. Так, например, извлечение ребра у Адама в целях сотворения Евы Бог совершает по всем правилам современной хирургии — на операционном столе, под общим наркозом, в резиновых перчатках… Придавая земному шару вращательное движение, Бог тщательно смазывает земную ось машинным маслом из огромной масленки… А созданную радугу раскрашивает при помощи набора акварельных красок…

Мне посчастливилось дружить с Жаном Эффелем. Вначале как-то получилось, что хорошо зная друг друга по работам, мы никак не могли встретиться: когда Эффель приезжал в Москву, я, как назло, бывал в отъезде. Наконец наша встреча состоялась. И Эффель, подарив мне только что вышедший альбом своих карикатур, сделал на нем забавную надпись: «Дорогому Борису Ефимову, другу на протяжении 20 лет, которого я, к сожалению, за все 20 лет ни разу не видел».