— Но я вам отвечаю!
— Странный диалог…
— … Он вовсе не странный.., — почти прошептала Гермиона. — Я понимаю всё, что вы говорите, профессор…
От чуткости рук, гладивших её, хотелось вытянуться и мурлыкать, мурлыкать, мурлыкать…
Прогоняя наваждение, Гермиона осторожно попятилась, сползая со Снейповских коленей. Не удержавшись, она провалилась между его ног, уткнувшись носом в какой-то бугор.
— А-яй! — зашипев, Гермиона подскочила, как ошпаренная. Мерлин и Моргана! Это, что — … ?!
— Что такое? — встревоженный голос Снейпа догнал её уже у первой ступеньки лестницы. — Неужели блохи? Я же их вывел!
Блохи?! Какие могут быть блохи у Гермионы Грейнджер?! А вот то, что студентка Хогвартса восседала на коленях собственно учителя, едва не положив голову ему на… на… — это факт!
Сгорая от стыда, Гермиона рванула наверх, потом спустилась вниз, забежала на кухню и забилась под буфет с абсолютной уверенностью, что после пережитого позора уже никогда не сможет посмотреть профессору зельеварения в глаза.
====== День шестой, седьмой, восьмой, девятый и десятый, ну и кое-что чуть позже. ======
Снейп ушёл. Накинул мантию, сказал Гермионе: «Веди себя хорошо», вышел за дверь и аппарировал.
Оставшись за хозяйку, Гермиона обошла периметр, заглянула под шкафы, проверила нет ли где ещё каких потайных дверей, кроме той, что вела в лабораторию — дверей не было. На обед съела оставленное ей молоко и мясной гуляш. Потом поспала. Проснувшись к файв-о-клок, вновь заглянула на кухню и перекусила сосиской, заботливо нарезанной для неё хозяином.
Ближе к семи, вместе с надвигающимися сумерками, Гермиону начали одолевать тоска и грустные мысли — а что, если она так и останется кошкой?!
Решительно встав на все четыре лапы, она оглядела гостиную. Книги, кресло, камин, незажженная лампа и журнальный столик с пером, чернильницей и бумагой.
Какая же она глупая! Нужно написать Снейпу письмо, и он всё поймёт!
Запрыгнув на столик, Гермиона аккуратно сдвинула крышку с чернильницы.
Первая попытка потерпела неудачу — перо никак не хотело ложиться в лапы и, тем более, не желало что-то писать.
Вторая оказалась не лучше — коготь был не предназначен для письма, а чернила, мгновенно расползаясь по шерсти и подушечкам, тут же отпечатывались на свитке, превращаясь в кошачьи цветочки.
Хвост, опущенный в чернильницу, тоже не оправдал ожиданий — результат больше напоминал корявые потуги в японской каллиграфии, нежели английский алфавит.
Отчаявшись, Гермиона спрыгнула со стола, по пути смахнув бутылку с виски. Бутылка, не встретив препятствий, в свободном падении отправилась вниз. От удара об пол фигурная пробка выскочила и открыла путь любимому профессорскому напитку на не самый любимый им ковёр.
— Мерлин! — шипела Гермиона, в попытке запихать пробку обратно. Пробка не поддавалась. Бутылка скользила по ковру, расширяя зону «подтопления». Резкий запах ударил Гермионе в нос. Чихая, она воевала с бутылкой, а бутылка воевала с ней, поливая всё вокруг и саму Гермиону янтарной жидкостью 30-летней выдержки.
Вконец одурев от алкогольных паров, Гермиона уселась на задние лапы — пятьдесят очков с Гриффендора, не иначе! И ещё столько же за стойкое напоминание о содеянном, которое не выветрится ещё лет пять.
Пустая бутылка, издевательски брякнув, ударилась о ножку стола.
— Ну и валяйся там! — резюмировала Гермиона.
Положение было хуже не куда — после этого Снейп точно выставит её за дверь!
Решительно поднявшись, Гермиона направилась в сторону лестницы. До сих пор она избегала спальни профессора, считая её личной, запретной территорией, но страх навсегда остаться кошкой, смешавшись с алкоголем, напрочь снёс усвоенные с детства правила приличия.
Спальня профессора была столь же мрачной, как и весь дом. И ещё более аскетичной — идеально заправленная узкая кровать, стол, стул и шкаф. На столе стояли какие-то флаконы.
Запрыгнув на стол, Гермиона принялась обнюхивать пузырьки.
«Сон без сновидений», кровеостанавливающее, болеутоляющее, бодроперцовое, костерост, ранозаживляющее — кошачье обоняние не подвело её. Пять зелий из десяти были ей незнакомы — четыре пахло отвратно, а вот пятое… Пятое было просто восхитительно! Волшебно! Невероятно! От ушей до хвоста побежала тёплая волна. Потянувшись, Гермиона втянула воздух ещё, ещё и ещё… Неожиданно раздалось характерное бряк и дзинь — флакон опрокинулся, оставляя лужицу на столе. Пары валерианы ударили Гермионе в нос. Ощущение невесомости и бесконечного восторга накрыло её с головой.
В порыве всемогущества, Гермиона соскочила со стола и прошлась по спальне. Не найдя ничего интересного, она вернулась в гостиную. Мозг, подкидывавший ей одну идею за другой, тут же указал на «Тайны сущности и магические превращения», всё так же размещёные на восьмой полке, и на кресло, стоявшее поодаль.
Отойдя в дальний угол, Гермиона разбежалась и, используя кресло, как трамплин, воспарила в сторону вожделенной книги.
Первый раз вышел неудачным — ударившись лбом о полку ниже, она всего лишь сбросила пару книг.
Второй и третий были не лучше — ещё два падения и увеличившаяся горка книг на полу.
На четвёртый раз она поменяла тактику — взобравшись на спинку кресла, она попыталась запрыгнуть от туда, и снова упала, не успев зацепиться когтями за дерево полки.
На пятый раз она провисела на полке секунд пять, упираясь задними лапами в толстенный фолиант, но потом всё-таки спикировала вниз вместе с фолиантом.
Всего было попыток двадцать. А, может, и все тридцать. Опустошённая и обессиленная, с ощущением головокружения и звоном в ушах, Гермиона созерцала устроенный ею погром — в стройных книжных рядах зиял внушительный прогал, прямо под которым высилась неряшливая куча книг. На полках виднелись отчётливые следы когтей, а на полу — мокрое пятно, источавшее знакомый дух с дымком. «Натюрморт» завершала пустая бутылка из-под виски, валявшаяся чуть поодаль. Вот теперь уж точно — сто баллов с Гриффиндора и жизнь на улице…
Когда Снейп вечером не пришёл, Гермиона выдохнула — приговорённый к казни получил отсрочку — неотвратимое время встречи со стаей собак и любвеобильными уличными котами отодвигалось.
На второй день Гермиона забеспокоилась о себе. На третий — о профессоре. Вся оставленная ей еда была съедена, вода — выпита, а попытки что-то достать из буфета ни к чему не привели. С ощущением стенок желудка, липнущего к позвоночнику, вернулось то, о чём она за личными проблемами почти позабыла — Волан Де Морт.
Лёжа на подстилке, Гермиона слушала темноту пустого дома, мучаясь от голода и собственного бессилия.
Снейп появился ближе к ночи — за хлопком аппарации последовал скрип открываемой двери и тяжёлые шаги. Зажёгся свет.
Поднявшись, и презрев слабость и головокружение, Гермиона потрусила в коридор.
Снейп сидел на стуле, тяжело привалившись к стене. Лицо его было измождённым, небритым и ещё более бледным, чем обычно. Дышал он рвано и часто.
В нос Гермионе ударил запах свежей крови. Расширившимися глазами она увидела каплю, летящую вниз с профессорского рукава. На полу, рядом со стулом уже успела образоваться небольшая алая лужица.
— Как ты, Мона? Не скучала? — натуженно улыбнулся Снейп.
С трудом поднявшись, он стянул с себя мантию, кинул её на стул и, опираясь на стену, направился в сторону лестницы. Поравнявшись с гостиной, Снейп остановился, поочерёдно переводя взгляд с пострадавшей библиотеки на пустую бутылку и красноречивое пятно на ковре.
— Вижу, не скучала, — буркнул он и двинулся дальше.
Гермиона, пристыженно поджав хвост, плелась следом, не спуская глаз с профессора.
Путь до спальни он проделал минут за десять, то и дело останавливаясь и давая себе передышку. Оказавшись у себя, Снейп выпил кровоостанавливающее, ранозаживляющее и костерост. А потом повалился на кровать. И только тут заметил Гермиону: