Наверху у кокоса есть три глазка, расположенных в виде треугольника. Но для того, чтобы их обнаружить, нужно мачете. А в моем распоряжении были только ключи. Я несколько раз пытался взрезать ими твердую шероховатую кожуру, но в конце концов сдался и с яростью отшвырнул кокос подальше, не в силах слушать, как внутри его булькает молоко.
Я возлагал последние надежды на дорогу. Судя по валявшимся там кускам скорлупы, кто-то прихо дил сюда сбивать орехи. Приходил каждый день, забирался на пальму, а потом очищал кокосы от скорлупы. Значит, поблизости есть жилье, не будут же люди таскаться за кокосами за тридевять земель!
Пока я размышлял об этом, привалившись к дереву, вдалеке раздался собачий лай. Я встрепенулся и через секунду отчетливо различил металлическое позвякивание: какой-то человек шел по дороге в мою сторону.
Этим человеком оказалась молодая негритянка, тощая-претощая, во всем белом. Она несла алюминиевую кастрюлю с плохо прилегавшей крышкой, которая звякала на каждом шагу.
Я пытался понять, куда меня занесло. Приближавшаяся женщина была похожа на жительницу Ямайки, Сан-Андреса, Провиденсии или каких-нибудь других Антильских островов. Встреча с ней была моим первым шансом на спасение и, вполне вероятно, последним.
«Интересно, она понимает по-испански?» — гадал я, а женщина, еще не замечая меня, рассеянно шаркала по дороге пыльными кожаными шлепанцами. Я настолько боялся упустить свой шанс, что у меня мелькнула нелепая мысль: вдруг, если я заговорю по-испански, негритянка меня не поймет и уйдет, а я опять останусь в одиночестве?
— Hallo, hallo! — отчаянно завопил я. Негритянка вздрогнула и уставилась на меня
огромными, побелевшими от испуга глазами.
— Help me! — продолжал я орать, не сомневаясь в том, что она меня понимает.
Негритянка боязливо посмотрела по сторонам и кинулась наутек.
Мужчина, осел и собака
Я почувствовал, что сейчас умру от горя. Был момент, когда я даже увидел себя со стороны: я лежу мертвый и ястребы клюют мое тело. Но потом опять услышал собачий лай, который становился все ближе и ближе. Чем громче лаяла собака, тем бешеней стучало у меня сердце. Я оперся ладонями о землю и привстал. Поднял голову. Подождал минуту… две… Лай приближался. Потом вдруг воцарилась тишина. Потом послышались шум прибоя и шорох ветра в верхушках кокосовых пальм. Потом, через минуту, самую долгую в моей жизни, появился тощий пес, а за ним осел с двумя корзинами на спине. Позади осла шел мужчина, светлокожий, незагорелый, в тростниковом сомбреро и закатанных до колен штанах. За спиной у него болталось ружье.
Вынырнув из-за поворота, он замер и изумленно воззрился на меня. Собака же, подняв хвост, подошла и обнюхала меня со всех сторон. Мужчина стоял молча, неподвижно. Потом снял ружье, уперся прикладом в землю и снова принялся меня разглядывать.
Не знаю почему, но мне не приходило в голову, что я мог очутиться в Колумбии, и сомневался, что он меня поймет, однако все же решил заговорить с ним по-испански:
— Сеньор, помогите!
Мужчина ответил не сразу. Опираясь на ружье, он еще долго и загадочно смотрел на меня немигающим взглядом.
«Не хватало только, чтобы он меня пристрелил», — бесстрастно подумал я.
Собака лизала меня в лицо, а у меня не было сил отогнать ее.
— Помогите! — в отчаянии повторил я, думая, что мужчина меня не понимает.
— А что с вами? — вежливо поинтересовался он. Услышав его голос, я понял, что больше всего на свете мне хочется рассказать о моих злоключениях. Это было даже сильнее жажды, голода и отчаяния. Давясь словами, я выпалил:
— Я Луис Алехандро Веласко, один из моряков, которые двадцать восьмого февраля упали с эсминца «Кальдас».
Я считал, что об этом происшествии знает весь мир. Думал, стоит представиться — и мужчина тут же кинется мне на помощь. Однако он не шелохнулся и бесстрастно смотрел на меня, даже не пытаясь остановить собаку, которая лизала мое больное колено.
— Вы с куровозки? — спросил он меня, подразумевая, очевидно, каботажное судно, перевозящее свиней и домашнюю птицу.
— Нет. Я с военного корабля.
Только тут мужчина зашевелился. Он вновь закинул ружье на спину, сдвинул сомбреро на затылок и сказал:
— Ладно, сейчас отвезу на пристань проволоку и вернусь за вами.
У меня из-под носа уплывала вторая надежда на спасение.
— Вы правда вернетесь? — умоляюще спросил я.
— Правда, — ответил мужчина, приветливо улыбнулся и двинулся вслед за ослом дальше по дороге. Собака же осталась меня донюхивать.
Когда я сообразил, что надо спросить, мужчина отошел уже на порядочное расстояние, и мне пришлось почти прокричать ему вслед:
— А какая это страна?
И он с потрясающей непринужденностью произнес то единственное слово, которое я меньше всего ожидал от него услышать:
— Колумбия.
Шестьсот мужчин провожают меня в Сан-Хуан
Он сдержал свое обещание — вернулся. Я даже встревожиться не успел, ведь не прошло и пятнадцати минут, а он уже возвратился вместе с ослом, порожними корзинами и молоденькой негритянкой. Как впоследствии выяснилось, она была его женой. Пес не отходил от меня ни на шаг. Он уже перестал лизать мне лицо и раны. И обнюхивать тоже перестал, а улегся рядом и лежал не шевелясь — дремал, пока не завидел приближавшегося осла. А как только заметил, вскочил и завилял хвостом.
— Вы можете идти? — спросил мужчина.
— Сейчас посмотрим. — Я попытался встать, но ноги подкосились.
— Не может, — откликнулся мужчина, не давая мне упасть.
Они с женой посадили меня на осла и, поддерживая под руки, пошли, подгоняя его. Собака вприпрыжку бежала за нами.
Вдоль дороги росли кокосы. В море я еще кое-как терпел жажду. Но тут, проезжая верхом на осле по узкой извилистой дороге, обсаженной кокосовыми пальмами, я почувствовал, что не могу больше вынести ни минуты, и попросил кокосового молока.
— У меня нет мачете, — ответил мужчина.
Но он обманывал. Мачете висело у него за поясом. Если бы в тот момент я мог за себя постоять, я бы силой отобрал у него мачете, очистил бы кокосовый орех и съел его целиком.
Позже я узнал, почему мужчина отказался дать мне кокосового молока. Оказывается, он сходил в хижину, расположенную в двух километрах от того места, где лежал я, переговорил с людьми и они предупредили его, чтобы он ничего не давал мне есть, пока меня не осмотрит врач. А ближайший врач жил в двух днях пути, в местечке Сан-Хуан-де-Ураба.
Не прошло и получаса, как мы добрались до дома, стоявшего у дороги. Там нас встретили трое мужчин и две женщины. Они сообща помогли мне слезть с осла, отвели в комнату и положили на кровать. Одна из женщин пошла на кухню, принесла кастрюльку с настоем корицы и, присев на край кровати, принялась поить меня с ложечки. Первая ложка привела меня в отчаяние. Зато вторая приободрила. Пить мне больше не хотелось, а хотелось рассказывать о том, что со мной стряслось.
О происшедшем тут никто ничего не знал. Я попытался объяснить, подробно рассказать, как мне удалось спастись. По моему мнению, весь мир должен был знать о катастрофе. Однако меня постигло разочарование… А женщина все поила меня с ложечки, словно больного ребенка.