Потягиваю кокосовый сок, а мое воображение услужливо рисует шхуны флибустьеров, мощные военные суда и колониальные корабли с провиантом, в разные века проходившие этот форт в акватории Рио-де-Жанейро.
В глубоком детстве я мечтала стать моряком — вернее, морячкой — и бороздить волны морей и океанов. Мне казалось, что романтичнее профессии просто не бывает! Розовый детский миф невольно развеяла тетя Ива, мамина подруга. У этой дамы с претенциозным именем Иветта (она говорила, что ее назвали в честь песни Андрея Миронова «Жанетта-Жоржетта-Иветта…») муж был моряком дальнего плавания. И в скучные промежутки вынужденного соломенного вдовства тетя Ива частенько приходила к нам на чай, где красочно живописала все трудности морского быта. У тети Ивы был громкий голос и определенный дар описания и убеждения, а я подслушивала из своей комнаты. В результате в свои семь лет я отказалась от мечты покорить океан, поскольку твердо знала: с морем-океаном лучше не связываться — особенно если ты женщина! Потому что тут только два варианта. Первый — стать поварихой на камбузе, эдакой всеобщей кормилицей, а заодно утешительницей, ибо в море все мужчины автоматически становятся одинокими и недоласканными. А второй — стать вечно брошенной женой моряка, льющей слезы на суше, пока он утешается в объятиях варианта № 1.
— Сеньорита! — окликает меня мужской голос.
О, это уже в третий раз за сегодняшний вечер. Что мы имеем сейчас? Передо мной нарисовались очередные кавалеры — и, вы не поверите, их снова трое! Очень симпатичные статные юноши, один другого краше! Один из них что-то учтиво говорит мне по-португальски, остальные молча улыбаются — и позы их выражают почтительность. Эх, жаль, что я не в силах понять ничего, кроме «сеньориты»!
Я прямо-таки не могу оторвать от них глаз! Один высокий, темноволосый, с выразительными черными, как сливы, глазами и открытой белозубой улыбкой — мой размерчик! Второй — блондин в стиле молодого Ди Каприо, но ростом повыше и более атлетического телосложения. Третий чем-то неуловимо смахивает на нашего Стаса Пьеху, к которому я отношусь очень положительно — и поэтому третий незнакомец тоже сразу вызывает мою симпатию. Единственный недостаток всех троих: они очень юны, это видно даже на первый взгляд — по робким усикам, по мальчишеским манерам и легким «петушкам» в голосе. Ко мне подошли мальчики — но не юнцы уличного разлива, каких полно в окрестностях пляжа, а юноши благородные и благовоспитанные. Исходя из внешних данных я бы решила, что передо мной хваленые бразильские юноши-фотомодели. Но на всех троих — одинаковая форма, похожая на военно-морскую. Уж не в этом ли кроется секрет их отменной выправки и благородства манер? Попробую спросить:
— Hi, guys! You should be military sailors, aren’t you?[15]
— Si! Si! Si! — радостно повторяют все трое и начинают что-то наперебой мне рассказывать, смеясь и перебивая друг друга, как дети. Из жизнерадостного гомона этих породистых здоровых щенков я вылавливаю только отдельные, более или менее знакомые мне на слух слова — «академия», «милитар», «марина форс», «Сан-Паулу», «дос аньо» и «вакансиа». Сопоставив услышанное, я прихожу к выводу, что все трое — курсанты второго года обучения Военно-морской академии в Сан-Паулу, а в Рио на «вакансии» — это что-то типа побывки, насколько я понимаю.
— A little bit English?[16] — на всякий случай уточняю я.
— No, no English! — грустно пожимают плечами красавчики в форме. — Just Portuguese!
Увы, увы! Какие красивые мальчишки, но только что мне с ними делать, если мы друг друга не понимаем? Просто любоваться их внешностью? Но ведь это надоест через полчаса! Вот так и в жизни бывает: человек может быть сколько угодно красив, но если ты не понимаешь его, а он тебя, то ваши пути-дорожки неминуемо расходятся. Может быть, и мы со Львом говорим на разных языках? Я искренне не могу его понять, хотя и пытаюсь. А он, похоже, прекрасно въезжает в то, чего я от него хочу, только прикидывается ветошью — прямо как я перед русскими приставалами. Просто потому что на данный момент ему это выгодно!
Это открытие настолько меня поражает, что я даже забываю о своих ухажерах. Сижу обдумываю свою неожиданную ассоциацию, пытаясь сообразить, как применить ее на практике. Наконец, выкурив целую сигарету, вижу: мои курсантики все еще топчутся передо мной, не решаясь даже присесть за мой столик. Ах, как это мило! Надежды юношей питают — да так, что они не в силах даже уйти, несмотря на то что дама их сердца явно занята своими мыслями. Надо выяснить, на что именно надежда (чисто для общего развития!) и отправить их с богом на дальнейшую вечернюю охоту.
— Ночес, — напрягаю я память. Кажется, именно так будет вечер по-испански. По-португальски этого слова я не знаю. Да ладно: надо будет — поймут! — Ночес диско? Кайпиринья?
— Si, si! — радуются юные офицеры. — Banana Jack bar, Ipanema, Rua Jangadeiros![17]
Что ж, я угадала: юным морским волкам нужна подружка для танцев, выпивки — ну и всего остального. Пардон, господа офицеры, но, боюсь, мне придется отправить вас в отставку. Хоть вы и красавчики.
— Скузи, — извиняюсь я и выразительно хлопаю себя по часам. — Бизнес-митинг. Хиа, — и указываю на свой столик.
Курсанты явно разочарованы, но вежливо извиняются и удаляются прочь — чуть ли не строем.
А минут через пять после их ухода я тоже встаю и продолжаю неторопливую прогулку в сторону Ипанемы. Девять кавалеров за один вечер — это сильно! И должно укрепить мою женскую самооценку. Однако что-то я устала от кокетливых бесед ни о чем. Хочу просто гулять, созерцать и размышлять.
А вот и Ипанема. В целом она похожа на Копакабану, только отели здесь не такие грандиозные — не в смысле качества, а в смысле размеров. Попадаются и по-настоящему шикарные, но они более камерные, более уютные.
Здесь больше малоэтажных жилых домов элитного вида, на многих — таблички с надписью «Apartments for rent» (апартаменты внаем). Также много прибрежных кафешек — близнецов копакабанских. А по другую сторону авенида Виейра Соуто светятся огнями дорогие «стационарные» рестораны — как заведения при отелях, так и самостоятельные общепитовские бренды. На Ипанеме всюду слышится в основном английская речь. Обеспеченные американцы и тусующаяся золотая молодежь предпочитают отели и клубы Ипанемы, нынче она в моде. Более спокойные и зрелые, но не менее богатенькие американцы предпочитают Леблон. Говорят, на Леблоне в целом тише по ночам — там меньше ночных клубов и отдыхающих на пляже после заката. На Леблон можно попасть, пройдя до конца Ипанему. Судя по карте, там даже не придется огибать мыс, как на выходе с Копакабаны: один пляж прямо перетекает в другой, а авенида Виейра Соуто — в рю Делфин Морейра (Rua Delfim Moreira), идущую вдоль Леблона. Но сегодня я уже вряд ли туда дойду — поздно. А вот завтра, после того как увижу закат на Арпоадоре, вполне можно прогуляться до Леблона. Утро, пожалуй, посвящу шопингу, а искупаюсь еще до завтрака. Под солнцем Рио легко обгореть даже такой смуглянке, как я, поэтому лежание на пляже лучше дозировать. Моя кожа редко принимает красноватый оттенок даже под самым палящим южным солнцем, а здесь я разрумянилась, как северная пейзанка. Вот и план на завтра образовался сам собой, чудесно!
На Ипанеме обращает на себя внимание большое количество стариков. Но не простых, а, судя по всему, очень богатых. Их усаживают в удобные кресла прямо на набережной или возле входа в садик при апартаментах — так, чтобы они могли любоваться гуляющей толпой. За ними присматривают заботливые женщины, некоторые из них в униформах, похожих на экипировку то ли горничных, то ли сиделок. Эти сиделки заботливо обмахивают подопечных веером, периодически подносят им попить, отвечают на вопросы — в общем, находятся на посылках. Некоторых старичков и старушек катят по пешеходной дорожке вдоль Виейра Соуто в инвалидных колясках, время от времени тормозя возле уличных кафе. Других заботливо ведут под ручку, то и дело совершая остановки на удобных лавочках. И все старички и старушки — своими ногами они идут или нет — с иголочки одеты, намыты, надушены и причесаны. То есть являются достойными и полноправными участниками нарядного вечернего променада вдоль Ипанемы. Все проходящие мимо, как я замечаю, относятся к гуляющему старшему поколению очень учтиво, даже нежно. Старичкам приветливо машут, улыбаются, интересуются здоровьем, а маленькие дети приносят им цветы, сорванные с клумбы, расположенной вдоль пешеходной дорожки. Я наблюдаю, как крохотная черная девчушка отрывается от своей дородной черной мамы, бежит с большим чупа-чупсом в руках и кладет его на колени миловидной старушке в инвалидном кресле. Та едва не плачет от умиления, а ее сиделка с трудом догоняет резвого ребенка и что-то кладет девочке в ладошку. Возможно, это деньги, потому что дитя подпрыгивает от счастья и вновь устремляется к уличному кафе. Через минуту я вновь вижу ее — уже с большим облаком цветной сахарной ваты на длинной палке. Все это напоминает мне сцену из какого-то бразильского сериала, где глубокоуважаемая пожилая донья Клара в сопровождении горничной отправляется повидать свою приятельницу донью Марию — бедняжку разбил паралич еще пять лет назад, но она по-прежнему очень умна и может дать дельный совет.