— Что угодно бы сделал, лишь бы преодолеть кризис, — пробормотал я.
Я даже не видел этого странного человечка, пока чуть не сшиб его с ног.
— Ой. Простите, — пробормотал я.
Он улыбнулся.
— Я слышал твои слова. Тебе просто необходима бита полегче, — произнес он.
— Что? — Я в изумлении уставился на него.
Дядечка был одет в тяжелый черный шерстяной костюм. Голова его была маленькая, круглая, совершенно лысая, а кожа такая бледная, что он походил на электрическую лампочку!
Этот тип что, никогда не бывает на солнце?
— Что вы сказали? — переспросил я.
— Тебе нужна бита полегче, — повторил он. Глаза у него были будто серебряные. Когда его улыбка сделалась шире, вокруг них лучиками разбежались морщинки.
Только сейчас я заметил, что в одной руке он держит бейсбольную биту. Он поднял биту, чтобы я мог получше ее разглядеть.
Бита была выточена из блестящего черного дерева. Рукоять обмотана изолентой. Она явно была уже далеко не новой.
— Она очень легкая — и очень мощная, — проговорил мужчина. Он издал неприятный смешок, словно только что выдал отличную шутку.
— К-кто вы такой? — выдавил я, не сводя глаз с биты.
— Я фанат спорта, — ответил он. Свободной рукой он полез в карман пальто. Оттуда он вытащил визитную карточку и вручил ее мне.
Надпись на карточке гласила:
Мистер Смит, директор. Линнфилдский музей спорта.
Я вернул ему карточку. И снова посмотрел на биту.
— Вы хотите продать мне ее?
Он издал еще один смешок. И покачал блестящей лысой головой.
— Я дам ее тебе просто так, Майк. — Его странные серебристые глаза светились от какого-то странного возбуждения.
Разве я называл ему свое имя?
— Это очень хорошая бита. Ты полюбишь ее, — сказал он. — Очень мощная.
Лично я не видел в этой бите ничего особенного.
— И вы хотите отдать ее мне просто так?
Он кивнул:
— Бери-бери. Единственное что — ты должен дать мне одно обещание.
Так и знал, что где-то здесь кроется подвох!
— Какое обещание? — спросил я. Тучи заволокли солнце. В воздухе разливалась прохлада. Я чувствовал, как по тыльной стороне шеи пробежал холодок.
— Ты должен пообещать мне, что вернешь биту в музей — сразу после игры. Ты не будешь переодеваться. Ты не сбегаешь сначала домой. Ты сразу вернешь ее в мой музей. Все понял?
Он буквально сунул биту мне в руки.
«Да он сумасшедший! — подумал я. — Зачем я беру эту биту? Неужели я настолько отчаялся преодолеть свой спортивный кризис?»
Да!
Мои руки стиснули биту. Что-то я не видел в ней никакого отличия от той, которой пользовался сегодня.
И тут все мое тело пронизал холод. Ледяные пальцы мистера Смита сомкнулись на моем плече.
— Помни, — промолвил он, — верни биту тотчас же после игры.
Я кивнул и закинул биту на плечо. Затем подошел к велосипеду, отстегнул его и на полной скорости понесся прочь.
Следующий день выдался прохладным и ясным. Идеальный денек для бейсбола.
В раздевалке стоял шум и гам. Все ребята болтали и смеялись. Я же тихонько сидел в уголке, пытаясь не распсиховаться окончательно.
— Здорово, Майк! — воскликнул Джимми, кидая мне бутылку воды. — Мы с тобой. Мы верим в тебя, мужик!
— Точно. — Рон показал мне два больших пальца. — Мы знаем — ты не дашь нам продуть.
Я так нервничал, что чуть не уронил бутылку. Я открутил крышечку и жадно припал губами к горлышку.
«Я не облажаюсь, — твердил я себе. — Я не облажаюсь».
И вот настало время игры. Мы вышли на поле.
Тренер собрал нас всех возле скамьи, чтобы обсудить тактику.
— Я внес кое-какие изменения, — проговорил он, глядя прямо на меня.
Я знал, что тренер имеет в виду — все знали. Он собирался передвинуть меня назад.
— Рон будет отбивать четвертым, — объявил он, а Майк — вторым.
Вторым? Ничего, переживу. Тем раньше я смогу показать всем, что все равно остаюсь победителем.
Первым бил Рик.
Пришла моя очередь.
— Не могу на это смотреть! — услышал я обращенный к Рону стон Джимми.
Я поднял мою новую биту. Внезапно она показалась мне легкой, как перышко — в точности как говорил мне странный человечек.
Я занял свое место и приготовился.
«Странное дело!» — подумал я. Бита вдруг завибрировала. Я чувствовал дрожь, расходившуюся от рук до самых кончиков пальцев.
И вот — бросок, низкий и дальний.
— Страйк! — гаркнул судья.
Я пропустил и второй бросок. Снова страйк.
Я должен был отбить следующий, во что бы то ни стало. А бита все дрожала и вибрировала у меня в руках.
Прямая подача. Я с шумом втянул в себя воздух и размахнулся.
ТРАХ!
Мяч свечой взмыл в небо. Подбегая к первой базе, я пытался проследить за его полетом. Но мяч улетел так высоко, что я не мог его разглядеть. Неужели будет хоум-ран?[3]
Так и вышло!
— Работает! — радостно завопил я. — Работает бита!
На бегу я торжествующе вскинул руки над головой. Тренер усмехнулся и помахал мне рукой.
Мои товарищи по команде бросились ко мне, когда я обежал третью базу, и с гиканьем принялись хлопать меня по спине. Затем я достиг «дома».
Счет в пользу Линнфилда — 2:0. Два очка, заработанных лично мною.
В следующем иннинге я послал мяч еще выше, получив еще один хоум-ран.
Еще через два иннинга я устроил целых два хоум-рана!
Снова и снова взмахивал я битой. Я посылал мяч все выше и выше. После седьмого хоум-рана публика пришла в неистовство.
Семь хоум-ранов — и рекорд школы побит. А когда я совершил девятый? Побит рекорд штата!
Игра закончилась со счетом 19:3 в пользу Линнфилда. Это вам не баран чихнул.
Меня окружила бушующая толпа. Джимми и Рон посадили меня к себе на плечи, а Том Скотт с телевидения засыпал меня вопросами, пока другие репортеры усердно фотографировали.
— Эй, Майк! — помахал мне Рон после того, как толпа начала понемножку рассеиваться. — Мы все собрались в пиццерию. Отметить победу, понимаешь. Пошли, чувак, ты сегодня звезда!
Я вскочил на велосипед.
— Погнали! — крикнул я, чувствуя, что вот-вот лопну от восторга.
Мы покатили прочь от школы, не потрудившись даже переодеться. Команда скандировала:
— Майк! Майк! Майк!
Это было изумительное ощущение. Но у меня вдруг екнуло сердце. Бита! Я обещал вернуть ее сразу после игры. Я обещал мистеру Смиту тут же отнести ее обратно в спортивный музей.
Я поехал медленнее, позволив товарищам меня обогнать. Продолжая скандировать мое имя, они скрылись за поворотом.
— Я вас потом нагоню! — крикнул я им вслед. Уж не знаю, слышали они меня или нет.
Но одно я знал точно: я не могу вернуть биту.
Ни за что.
Я должен оставить ее себе.
Это была лучшая в мире бита. Бита, способная устроить девять хоум-ранов за одну игру. Я не мог с ней расстаться. Обещание обещанием — но я должен был оставить ее себе.
Привстав над сиденьем велосипеда, я сжимал биту в руках, пытаясь решить, что же мне делать. Грешным делом я даже подумал поехать домой и припрятать биту у себя в комнате. Мистер Смит не знает, где я живу. Скорее всего, он меня не найдет.
Нет. Я решил, что это нехорошо.
Я решил поехать в музей. Выложить мистеру Смиту всю правду. Что мне необходима эта бита. Я заплачу ему, решил я. Любую сумму, какую он захочет. Мое сокровище того стоит.
Я вспомнил адрес на кредитной карточке. Ехать туда пришлось долго. Музей располагался в незнакомой мне части города. На улицах не было ни машин, ни прохожих. Никого и ничего…
Сам музей размещался в приземистом сером здании. Выглядело оно не слишком гостеприимно. Я оставил велосипед у дверей, и сжимая биту в руках, вошел в зал.
До чего клеевое местечко! И как это я раньше о нем не знал? Огромный, ярко освещенный зал заполняли спортивные экспозиции в натуральную величину.
3
Хоум-ран (англ.