Тимур включил свет и бесшумно прикрыл за собой створку ворот, оставив лишь узкую щель для притока воздуха. Прислушался к звукам снаружи: бабская болтовня где-то в огороде, кудахтанье кур, смех и крики соседской детворы… Так и тянуло для верности запереться, но, нет… лишнее внимание сейчас ни к чему.
Парень потянулся к верхней полке, передвинул несколько жестянок и извлёк из дальнего угла неприметную, продолговатую коробочку. Вспотевшие от предвкушения руки пришлось вытереть о штаны, звякнула крышка, обнажая промасленную ткань. Пальцы ловко размотали тряпицу, и в искусственном свете тускло блеснуло лезвие. Горец повертел его, в очередной раз проверяя угол заточки, любовно выведенную кромку, наращенный хвостовик… Сокровище из помойки. В доме все ножи наперечёт, затеряйся хоть один, майор поймёт, всю душу вытрясет. А это просто бесхозный кусочек стали, случайно подобранный в лесу. Должно быть, какой-то грибник или охотник, покорёжив свой инструмент, оставил его там, воткнутым в пень. Поломанный мусор, но для Тимура он стал и радостью, и наваждением. Конечно, в самозащите против командира, нож был бы скорее опасен для самого эдайца. На редкие выпады уязвлённого самолюбия, протесты и стихийные бунты «медведь» смотрел снисходительно, казалось, что даже порой непротив был размяться, но… Увидь он в пленном реальную угрозу себе, семье, селу… решил бы всё одним махом или спрятал так, что никогда не нашли.
Не хотелось умирать… И в лагерь не хотелось, влачить оставшуюся жизнь безвольной скотиной, помнящей только номер своего барака, мечтающей об очередной кормёжке и месте возле горячей трубы.
Выбросить… Пока не увидели… Не наткнулись случайно и не спросили…
Тимур тяжело сглотнул, не в силах выпустить из рук нагретый, словно живой, клинок. Всё равно, что отказаться от самого себя… того прежнего… добровольно сдать последнее оружие… и покориться, вручая свою судьбу сильнейшему.
Парень достал из кармана припасённую деревяшку – брусок янтарного цвета с тёмными прожилками. Красиво… Если постараться, на рукоятке выйдет затейливый узор. Не зря он оставил себе несколько спилов с корней выкорчеванной в прошлом году яблони. Как знал, что пригодится…
Работу сильно упрощали инструменты Дамира. Пленный не знал, откуда у дядьки шлифовальные круги, электрические свёрла и даже заросший пылью деревообрабатывающий станок, но запасливость старика заслуживала уважения.
Спустя пару часов кропотливого труда и боязни испортить заготовку, корень обрёл форму и ласкающую гладкость, плотно зажав металлический хвостовик. Горец придирчиво оценил результат, сдул лезущую в ноздри деревянную пыль, взвесил нож в руке. Конечно, это ещё не всё, да и результат – так себе. Вот дед по матери… тот умел, а он что – любитель. Но эдаец довольно улыбнулся и, не удержавшись, принялся ладонями выстукивать по столу ритм старой плясовой. Его клинок! Честь и доблесть… воину без этого нельзя.
- Тимур! Ты тут? – озноб пробежал по позвоночнику, сердце предательски ёкнуло.
Этот голос… бесстрастный, слегка недовольный и скрип распахнувшейся створки. Пересиливая внезапный паралич, парень одним движением сгрёб свою работу в мусорную коробку и небрежно пихнул ногой под стол, несказанно радуясь, что сел подальше от входа.
Шаги приблизились и замерли.
- Чем занят? – «стриженная» медленно обошла пленного по кругу, приглядываясь к его самозабвенной возне возле очередной железки.
- Нужен? – горец настороженно глянул с корточек, разбирая попавшийся под руку старый карбюратор.
- Мне – не особо, - насмешливо раздалось сверху, - а вот Кора тебя обыскалась, сил нет, как хочет арбузом накормить.
- Иду, пять минут только… - не поднимая головы, выдал Тимур, упорно налегая на прикипевшую гайку.
Девушка пробубнила под нос нечто неразборчивое и вышла.
- Да тут он! Сейчас идёт… - крикнула она кому-то во дворе, голоса снаружи отдалились и пропали.
Тимур, рвано выдохнув, бросил к инструментам гаечный ключ и опустился на старые тряпки:
- Чуть не попался… Слава всевышнему! Хранит дурака…
***
В голове было пусто, а в груди тоскливо. Это всё от вина. Вот если б пили самогонку…
Ариана усмехнулась, чекая камушек в дорожной пыли. Усугубившая сумерки туча не добавляла оптимизма. Зачем только попёрлась в гости. Знакомая девчонка с окраины села, подруга – не подруга… знакомая. Хотя назвать девчонкой мать троих детей язык не поворачивался. И ведь сама звала, уговаривала… но толи невпопад как-то получилось, то ли всерьёз на визит не рассчитывала.
Этот вечер лейтенант провела в новом, недавно срубленном доме, в комнате с небесно-голубыми занавесками и цветущей на подоконниках геранью. Хозяйка растеряно улыбалась и то и дело порывалась куда-нибудь сбегать: разнять дерущихся близнецов, помешать кашу, высунуться в окно к соседке… Общих воспоминаний оказалось не так уж много, а после них разговор неминуемо обрывался. Навести мосты от дурашливой юности в косичках к послевоенным будням не помогли ни фотографии, ни богатый выбор наливок. Единственное о чём старая знакомая могла говорить без умолку, так это о своих детях: об их успехах, талантах, кто на кого похож, и как быстро растут… Но стоило Ариане потянуться к одному из подскочивших малышей, как хозяйку заметно покоробило. Выдернула мальчишку из-под руки, словно от змеи спасала… Потом, правда, опомнилась, засмущалась… Но, чтоб сделать выводы, этого хватило.
Боится? Она её боится?!
В горле булькал надсадный истерический смех. Лейтенант со всей злости пнула кропотливо ведомый булыжник, и тот, подняв облако едкой пыли, улетел в кусты.
Армия, фронт, боевое крещение на передовой, а после победы – опять же служба, погоны… Всякое было, чего и вспоминать не нужно, а вспоминается… Лезет в голову, особенно по ночам…
Ну, так и что теперь? Она – адекватный, вменяемый человек, который вполне себя контролирует. Может, лейтенант вернулась и не совсем тем аленьким цветочком, коим так умилялись соседи, но уж точно и не психопаткой, от которой стоит прятать маленьких детей.
Подобный ход мыслей вызвал новую порцию аномального веселья. Где-то она это уже слышала… А, ну да… На дознаниях. Многие слетевшие с катушек ветераны рассуждали примерно так же…
На автопилоте пересекая двор фермы, девушка вдруг остановилась, задумчиво присматриваясь к тёмным окнам времянки: «А этот курчавый тоже считает её чокнутой?»
Пару секунд помедлив, Ариана двинулась к пристанищу эдайца, сама толком не понимая, чего хочет добиться. Объяснить своё поведение при первой встрече, когда избила, чуть не прирезала, когда просто трясло от злости? Получится донести? Да и надо ли…
Ещё на подходе лейтенант притормозила, разумно решив, что, скорее всего, парень уже спит, но сквозь плотную ткань штор пробивался свет.
Полуночничает… Ну, что ж… Значит, и для гостей – не поздно. Тем более что на откровенность тянуло именно сейчас, пока она ещё в чувствах и в подпитии, а вот завтра… Завтра уже вряд ли.
Девушка, не торопясь, поднялась на крыльцо. Хорошо, когда место до последнего гвоздя знакомо: знаешь, куда ступить, чтоб не скрипнуло, и с какой стороны подойти.
Что теперь? Постучаться? Окликнуть?
Ариана неслышно выдохнула, грея пальцами дверную ручку, слегка толкнула… заперто. Зная эдайца, можно было предположить, что он скорее спящим притворится… или дохлым, чем добровольно пригласит её войти.
Значит… Взяться покрепче и чуть приподнять старую дверь, а потом навалиться, и плечом - вот сюда, в рябую доску, чтоб слетел засов… Маленький детский секрет, ещё Самат показывал. Конечно, бестактно и далеко не лучший способ для начала диалога, но извинится она потом, объяснит, расшаркается, а сейчас главное – попасть.
Вооружённая благими намерениями, чуть перестаравшись с напором, лейтенант ввалилась в жилище, по инерции пролетев комнату до самой середины.
Дурашливая, хмельная улыбка сползла сама собой, приветствие застряло где-то на вдохе:
- Твою же мать! Дебил! Убью…