«Головешка» взвился в стремительном рывке, не слушая, не отвечая, не реагируя. И вот, уже всё четыре деревянных ножки полетели ей в лицо, лейтенант машинально отмахнулась, прикрыла голову.
Надо отходить, маневрировать… Пальцы намертво зажали рукоять ножа, тот словно сам просился в дело…
Горец двигался хорошо: напористый, решительный, но слишком много надежды на щит: открывается… Атаковать нельзя, нельзя порезать…
Новая попытка и неразборчивые, требовательные выкрики на эдайском.
Табурет ухнул медленно и слишком близко. Рука сама вцепилась в край сиденья, пленный не отпустил, продолжая напирать: сильный, упрямый, на взводе… Почему она раньше об этом не подумала? О чём она вообще думала?
Просто так уйти не получится, но потери надо минимизировать… Нельзя подставиться, нельзя убить…
Поднырнув вплотную, парень попытался перехватить руку, обезоружить, навалился…
И здравый смысл кончился.
За долю секунды кончилось всё: рассуждения, мысли, осторожность. Рухнули границы. Остались лишь рефлексы и мышечная память.
А вот реальность возвращалась поэтапно: липкое и тёплое на ладони, судорожный вздох под её коленом, широко распахнутые от страха, тёмные глаза…
Пленный, неловко извернувшись, исполосованной рукой сдерживал нож, на одну треть лезвия уже вошедший в его плечо. Ариана поймала себя на том, что до сих пор давит на рукоять, сняла упор, подалась назад. Парень под ней вздохнул с облегчением, расслабляя подрагивающие от напряжения мышцы.
- Охрененно… Доигрались, - констатировала она, кусая пересохшие губы. Медленно разжались непослушные пальцы, девушка перекинула ногу, освобождая эдайца от веса своего тела, опустилась рядом, на пол. – Не трогай, - сердито цыкнула она, понимая с каким намерением «головешка» взялся за рукоять. – Сначала найду, чем перевязать.
Лейтенант тяжело поднялась на ноги, оглядывая простенькую комнатёнку. Из полезного на глаза попалось только полотенце и пара сложенных стопкой футболок. Нет, можно, конечно, и простыню разодрать и занавески, но к чему такие сложности? У Вардана же здесь аптечка, нужно только снять доску с подоконника…
Порезы на предплечье длинные и не глубокие, с плечом – хуже. Колотая рана, хоть крупные сосуды и не задеты, но мешки ворочать в ближайшее время точно не сможет. Давящая повязка, руку – на косынку, покой, антибиотики, перевязки… Гостья потёрла рукой глаза и мысленно застонала: сходила, блин, поговорить. Вот, как это всё объяснять старикам?! Снова упал, споткнулся или лошадь лягнула? И это, она, борец за права пленных? После всего случившегося? Хороший пример для подражания…
Эдайца, казалось, подобный порядок вещей вовсе не напрягал. Сидел на полу, облокотившись о ножку кровати, глядя на девушку растерянно и чуть удивлённо. Ни злости, ни агрессии… Сама невинность! Так и тянуло выругаться вслух. Словно и не он пять минут назад целился ей в голову распроклятым табуретом. Удивительная нация! Или это такой штучный экземпляр?
Ариана собрала в отдельный пакет окровавленную марлю, туда же сунула и нож, подтёрла красные разводы на полу. Эдаец как будто бы встрепенулся, заинтересовавшись происходящим, зашевелился, пытаясь встать.
- Куда собрался? – поморщилась лейтенант, возясь с плиткой. – Сиди, сейчас чаю сделаю сладкого. Отпаивать буду, пока ты тут коня не двинул. – Парень, уцепившись здоровой рукой за спинку, перебрался на кровать, бледнея и морщась от внезапной боли. – Что не весело? – не удержавшись, буркнула девушка, принюхиваясь к найденной в кульке заварке. – И это ещё я за лес извиняться шла! Кто на людей с порога кидается? Смертник хренов! Чего тебе в голову вступило?
- Не выкидывай… нож мой… отдай! – тихо, просительно, с такой тоской в голосе, что Ариана даже обернулась, опустив обратно на плитку ковш с кипятком. – Это моё… отдай!
Гостья поперхнулась, с недоумением разглядывая компактно свернувшегося на постели «головешку». Так вот, что он твердил во время драки то на своём, то на чужом языке…
- Ты из-за ножа, что ли, полез?! – опешила девушка. – Не из-за того, что с побегом помешала, а из-за ножа? Побоялся игрушку потерять?
Лейтенант вновь занялась чаем, пытаясь до конца осознать линейку эдайских приоритетов. По её ощущениям, такое мог выдать двенадцатилетний мальчишка, а вот, чтоб человек призывного возраста…
Личное оружие – честь воина. Честь дороже жизни…
Слов не было, впрочем, как уже и злости.
- Откуда взял? В хозяйстве таких клинков не было. На рынке выменял? – гостья поставила чашку на табурет перед кроватью и присела рядом. На языке вертелось, впрочем, нечто иное: не «выменял», а «стащил» или «отобрал», но усугублять отношения поспешными догадками не хотелось.
- Я его сделал! Поломанный нож, брошенный…
От потери крови парня начинало лихорадить.
- Пей, давай, - поджав губы, Ариана кивнула на остывающий чай. – Сейчас подушку под спину подложу, сядешь нормально.
- Я потом… отлежаться надо…
Зубы пленного против воли отбивали чечётку, немало усилий уходило на то, чтоб хоть как-то сдерживать мышечную дрожь, на лбу выступила холодная испарина.
Можно, конечно, было и отстать… Перебинтовала же, противошоковое вколола…
Лейтенант устало потёрла ноющую шею, с глухим раздражением созерцая душещипательную браваду угнетённого воина.
- Хватит кобенится. Ну, хреново. Ну, трясёт. Эка невидаль… В обморок хлопнешься, откачивать не буду. Пусть майор тебя к себе в лазарет забирает…
Девушка сложила руки и облокотилась о стенку, прикрывая глаза. Второй час ночи…Ёп… его мать… такой настрой хороший был – за отпуск в прок выспаться, чтоб никаких командировок, ночных учений, групп эдайских нелегалов… И вот, снова эдаец… Всего один! А результат тот же.
Кровать заскрипела, качнулись пружины, сбоку послышалось сопение и возня. Девушка проморгалась, сгоняя дрёму. «Головешка» всё же сел, потянувшись за чашкой дрожащей рукой. Неловко прихватил изящную дужку, приподнял, плеща на пальцы кипяток, дёрнулся, неразборчиво шипя сквозь зубы проклятия.
- Додумалась же Кора выдать тебе посуду из свадебного сервиза, - беззлобно проворчала лейтенант, отнимая у него пиалообразную фарфоровую ёмкость.
Горец с полным непониманием в глазах следил за тем, как она попробовала чай, досыпала сахара, ещё отхлебнула и, подсев почти вплотную, поднесла чашку к его губам, всем своим видом выражая, чтоб соображал быстрее.
Пленный, поколебавшись, глотнул обжигающую жидкость, поёрзал, приподнимаясь на подушке. Ариана удовлетворённо кивнула:
- Ну вот, дело пошло… Будешь хорошо себя вести, подарю нормальную кружку из нержавейки.
Поддерживать дружескую беседу эдаец явно не собирался, но уголки губ отчётливо дёрнулись вверх, и он поспешно опустил голову.
Выпоив крепко заваренное снадобье, гостья убрала пустую посудину и отошла к окну.
- Я ухожу, - сообщила она, копаясь в аптечке. – Спи, руку не дёргай. Станет плохо – таблетку под язык и ко мне сразу, хоть ползком. Понял? – на табурет легла пластинка с белыми горошинами. – Всё, - подумав, лейтенант поставила у кровати ещё и ковш с водой.
- А нож?
Девушка обернулась у двери. Парень взволнованно вытянулся столбиком, словно суслик, и глаза такие же большие и беззащитные…
- Он мой… ну, пожалуйста…
- Твой, - неспешно согласилась Ариана, стоя уже одной ногой на крыльце, - но будет у меня.
Хлебнув сырой, прохладный воздух, лейтенант медленно выдохнула. Самая тьма – ни черта не видно, в доме огней давно нет. Под ногами шуршали мелкие камушки, жалобно поскрипывала на ветру старая яблоня, где-то далеко подвывали собаки… Ну, и ночка выдалась! Давно не было такого веселья. Стараясь не шуметь, Ариана зашла в дом, пробралась к себе в комнату и, побросав одежду, приблизительно в сторону стула, с наслаждением нырнула в постель. Сразу заснуть у неё выходило редко, вот и сейчас она вертелась, пытаясь поудобнее примостить ноющий после потасовки старый перелом, расслабить одеревеневшую спину…
Мало ей проблем на стукнутую голову? Незаконно удерживаемый горец – это плохо, а порезанный и избитый – так и совсем не хорошо. А он её ещё и ждал… Смешно. Хотя, теперь в общих чертах понятно. Кора, небось, проболталась про назначение, ведомство. Расписала, какая Арьюшка – молодец, порядок в стране наводит, пленных освобождает… Вот дурачок и надеялся, что теперь его черёд пришёл… депортироваться. А когда понял, что добрая тётя на него волком смотрит, то откровенничать и передумал. Решил, что это за ним догляд прислали, что гостья с майором заодно… Да и она хороша: начудила, накуролесила…
Девушка накрылась подушкой, старательно глуша отголоски брюзжащей морали. Спать. Спать, спать, спать… Как это всё разруливать, она подумает завтра.