Фермер, пробегая глазами статью, бубнил себе под нос, удивлённо вскидывая брови.
- Арья, а рабы, как это? – старик с искренним недоумением оторвался от газеты. – Ведь нет такого сейчас… Как же насильно-то можно? Ты хоть раз живьём видела?
- Видела… - лейтенант, невесело усмехнувшись, нашла глазами «головешку».
Парень на корточках продолжал сбор ягод. Взгляд только на свои руки, губы плотно сжаты, а за ними, наверняка, и зубы…
- Где? – недоверчиво выдохнул Дамир. – Там, у себя? Городские что ли паскудничают?
- По-всякому, - нехотя продолжила тему девушка. – На заводы в основном партиями покупают, чтоб на зарплате сэкономить. Таких ловить – самый смак, масштабное раскрытие, от начальства благодарность…В мелких конторах тоже бывает: на складах, в мастерских, домашних хозяйствах… Но здесь только, если по доносу проверка придёт, в каждую избу нос не сунешь… Да и не солидно за мелочёвкой гоняться.
- Тимур, ты бы, может, обедать шёл? – разглядев парня, озаботился фермер. – Прямо с лица спал. Голову не напекло?
- Нет, всё хорошо. Я доберу, - сглотнул горец, механически двигая руками.
«Вот, поганец, - беззлобно хмыкнула про себя Ариана. – Напрягся как. Дослушать хочет».
- А что потом с горемыками этими? – не унимался дядька.
- С какими?
- Ну… с рабами, - с заминкой произнёс Дамир, словно боясь трогать неприятное слово.
- На проверку, - буднично отозвалась девушка, выбирая из тяжёлой грозди подгнившие ягоды. – Если криминала нет, то депортация на родину…
- Хватит страх-то наводить! – недовольно отчитала мужа Кора, высунувшись в окно. – Нет у нас такого, да и слава богу! Ты бы лучше, дед, банки помог закрутить. А то ишь, с газетой он уселся… барин!
Тёткино ворчание можно было перебить только одним способом – сделать то, что она хочет.
- Пойду я, ребятки, - закряхтел Дамир. – Эта баба и мёртвого поднимет… Вы уж особо-то не упирайтесь – сколько наберёте, а то завтра…
Неторопливые дядькины шаги утонули за дверью. Ворчливая перепалка у окна и всё стихло. Банки тётка на летней кухне катает, там к погребу ближе…
- Тебя мимо учебки сразу на фронт что ли кинули? Или ты из хоз. частей? – из-за куста донесся ровный голос лейтенанта, перемежающийся с глухим стуком высыпаемых в ведро ягод.
- Была учебка, - не сразу нашёлся парень, озадаченно глядя на ветки, скрывавшие «стриженную». – Полгода на передовой… пехота…
- Пехота… пехота, - вяло передразнила помощница. – А что ж ты так палишься-то, пехота? И других палишь…
- Виноват, - хмуро выдал Тимур, неслышно вздыхая.
И правда, чего разнервничался? Словно судьба решалась, словно вот-вот… Да и что могло быть в этой газете, в праздной болтовне «стриженной»? Руководство к действию? Адреса, по которым ждут таких как он? Имена тех, кто реально помогает? Очередная горячка, бред. Во-первых, с чипом далеко не убежишь. Молодец майор, предусмотрел, ноги рабу портить не стал, скотинка шустрой должна быть, работящей, а колокольчик - таки на шею повесил… А во-вторых, чего далеко ходить? Всего пара шагов по окружности и вуаля! За кустом целый инспектор миграционного ведомства, ответственный старший лейтенант Ариана Зет-Анна, наверняка, с наградами и благодарностями… и ей на него глубоко плевать. Скорее всего, и остальным по отделу тоже.
***
Как и обещала тётка, пришли дожди. Во времянке в двух местах потекла крыша, и пробуждение уже который день начиналось с мерного перезвона капелей в дальнем правом углу и аккурат напротив двери.
Тимур заставил себя вылезти из постели, умылся, не оставляя времени на раздумье и нытьё, зачерпнул алюминиевым ковшом воды из ведра, вскипятил чай…
Идти в дом на завтрак было ещё рано. По хмурому небу время не понять, но по ощущениям часов шесть, а может и меньше…
В металлической кружке плавали развернувшиеся чаинки. Пара ложек сахара, привалиться к окну и слушать дождь, смотреть на пузырящиеся лужи за окном, впасть в блаженный ступор и ни о чём не думать… Может и неплохо иметь под рукой необходимый минимум, чтоб хоть иногда вот так, по-человечески, как раньше… Но совсем недавно пленный и слышать об этом не хотел, и привыкать себе не позволял: бежать, только бежать! Как в висках стучало, как матери обещал… Смешно ведь сейчас вспомнить: всеми духами клялся, и здоровьем, и честью даже не своей, а родовой! Чтоб на фронт отпустила, благословение дала, а уж он вернётся, ему же море по колено, Тимур – счастливчик! Сквозь любую беду, как нож сквозь масло…
Что, обломался заговорённый? Влетел так, что с головой накрыло. Поумнел даже… Учителя грамотные.
Подарок «стриженной» занимал руки, парень уже не в первый раз принимался разглядывать ёмкость на утренний, тусклый свет. Из личного имущества! Когда ещё из офицерской кружки попьёшь? Хотя от рядовой посуды вещица ничем особо не отличалась: компактная, лёгкая… разве что вокруг ручки цепочка с карабином намотана. Видимо, цепляли куда, чтоб не потерялась.
Тимур отхлебнул ещё чая и обвёл взглядом своё жилище: вот ведь… командирша! Всего неделя перевязок, а порядки свои навести успела и под себя всё переделала: стол, видите ли, не у той стены стоял, на чурбачке ей сидеть неудобно – пришлось тащить из сарая табуреты, а потом ещё их шкурить, красить и сидушки у тётки выспрашивать и веник, и швабру, и окна мыть, «потому что срамота»… Нет, так-то оно неплохо стало… обжито, по-домашнему как-то… Но, может, как раз это и корёбило…
Когда лейтенант за него взялась, подумал: «Всё. Затыркает». И… ошибся. Как это у неё походя командовать получалось, до сих пор даже и не сообразил. Лишнего не гоняла, задачи ставила чётко и по силам, за ради процесса не докапывалась… Не ожидал. Конкретно от неё уж точно. Да и на перекуре посидеть было в охотку. Говорила гостья мало, Тимур вообще старался лишний раз язык не протягивать, чтоб под настроение не нарваться, и всё же… С ней о том можно, о чём со стариками нельзя и с майором… да ни с кем больше…
Пленный опрокинул в себя последний терпкий глоток, крутанул чашку и принялся за сборы. Кровать застелить, куртку на молнию, поверх всего дождевик, ноги в сапоги и вперёд. Через двор бежал рысцой, ливень и впрямь, каких мало. Хорошо хоть успели дорожки с Дамиром гравием засыпать, а то бы сейчас развезло… В дом вошёл чистенький, стряхнул на крыльце дождевик, обувь вытер тщательно, а то тётка опять ворчать будет, сунул ноги в некое подобие шерстяных галош и на запах пошёл, на кухню. Поесть по-быстрому, а там... что скажут. Дела на ферме никогда не переводились, уж это он хорошо уяснил. По такой погоде либо в гараже что, либо корзины плести… Ну и тоже… научился.
Звуки кухни были парню хорошо знакомы: вот, шипя, закипает чайник, выплёвывая воду на плиту, жалобно вздыхает дверца шкафа, звенят фарфоровые чашки, тётка либо что-то тихонько напевает, либо ворчит, по-утреннему сонно переругиваясь с мужем…
Но сегодня всё слышалось как-то иначе: ни бубнёшки, ни смеха, ни движенья… Тимур на всякий случай даже мимоходом глянул на часы. Вдруг напутал, рано припёрся? Да нет… порядок, восемь утра, как и договаривались…
Поздоровавшись, Тимур так и остался возле порога, удивлённо разглядывая покрытый тёмной скатертью стол с огромным караваем по центру. В самой по себе выпечке ничего странного, конечно, не было. Кора часто баловала на завтрак чем-нибудь этаким, но этот «колобок» выглядел как-то уж слишком ритуально: соль вкруг по подносу, зажжённая свеча сверху на блюдце, да и домочадцы то ли притихшие, то ли сосредоточенные.
- Проходи, сынок, не стесняйся, - подбодрила его тётка, поднимаясь из-за стола, за которым сегодня ещё никто не ел. – Нам-то до вечера нельзя, а тебе я кашки сварила… - Кора поставила ему тарелку с ароматной, разваренной гречкой, налила молока. – День памяти сегодня, мёртвым воздать надо, попоститься… А это поминальный хлеб, его вечером разрежем… Ты ешь, ешь, не торопись…