На центральной площади перед храмом стояла всего пара легковушек и один тентованный грузовик. Уже припарковавшись и проводив взглядом до ступенек благочинное семейство, Тимур с интересом принялся считать покидающий кузов народ. Двадцать шесть человек, в основном старики и калеки – вряд ли родня, скорее прихожане с окраин, кому ногами не дойти. Высокая дверь местного святилища на первых парах вообще не закрывалась: всё время кто-то подходил, подбегал, а некоторых и под руки доводили. В мутных, текущих по лобовому стеклу потоках особо-то и не рассмотреть, но одёжка у всех почти одинаковая: чёрная, длинная, многослойная. Точно такая, как тётка с утра от домашних требовала.
Горец непроизвольно поёжился: могильный цвет, страшный. Уж ему ли не знать… Он и сейчас отчётливо помнил тот острый запах по-весеннему ещё сырой земли, замешанный на загустевшей крови. Помнил, как очнулся в свалке окоченевших, разорванных снарядами тел. Как в болезненно-тупом оцепенении был и сам не лучше трупа. А в голове продолжали звучать приказы и мат командира, обрывочные и неразборчивые, сквозь вой и взрывы чужой артиллерии. Тело отвечало на них судорогой и рвотными спазмами. Где он? В воронке? В окопе? В сумбурной темноте плыли сложенные из пушечного мяса баррикады, щетинящиеся стволами чердаки и окна домов. Контузия и дезориентация… Сумел понять, дошло… Тимур оглох, а на какое-то время показалось, что и ослеп, но хлёсткие проклятия на обоих языках, словно отпечатались в подкорке и, он мог поклясться, что слышит их сквозь сжатые, неподвижные губы мертвецов как и тихое, всхлипывающее бормотание знакомого ещё по учебке парнишки… Помнится, Тимур успел подумать, что это всё, конец. И… сверху полетели комья земли. Это не окоп, это могила! Общая могила, в которой его хоронят заживо! Вот тут затрясло по-настоящему. А ведь он думал, что сильный, думал, что готов… Но, нет! Не так!.. Только не так!
Орал матом, срывая горло, и не слыша собственного крика, не зная, слышат ли его те, наверху. Нарывался, чтоб уж точно добили, чтоб пули не пожалели дебошира заткнуть, а когда в яму кто-то спрыгнул и, подобравшись ближе, навис над его непослушным телом, горец просто, без мыслей, запрокинул голову, считая тягучие мгновенья. Пусть режут, в конечном счёте, тоже неплохо…
Улица опустела, в последний раз хлопнула дверь храма, пропуская внутрь запоздавшего, мокрого как птенец мальчишку и сквозь незаметные оконца под самой крышей к Единому полетели сливающиеся в унисон тягучие, выводящие неведомую песнь голоса.
Пленный не мог разобрать ни слова, поэтому и вслушиваться не пытался. Потянувшись, без фанатизма, размял спину и плечи, чуть откинул назад спинку сиденья, чтоб поваляться и подремать. Два часа в кабине, чем ещё заняться? При Вардане, конечно, он бы поостерёгся. Попасть не под то настроение…чревато. А лейтенант может и с рук спустит, по крайней мере, при стариках промолчит.
Под монотонный шум капель Тимур, и правда, задремал. Проснулся от того, что кто-то резко дёрнул запертую дверцу с его стороны, и тут же рука с чёрной кружевной манжетой выбила о стекло торопливую дробь. Парень сонно потёр глаза. У Дамира вторые ключи есть, в храме служба не кончена… Кому чего ещё от него надо?
Горец придвинулся к окну, разумно решив не открывать, кому попало. Дождь, к большой его радости, кончился, а возле машины стояла… прихожанка. Молоденькая совсем, во всём безликом, чёрном и траурном с головы до пят, как и положено, но из-под платка золотая прядка выбилась, будто огонёк блеснул, и ещё она улыбалась… и не просто так, насмешливо, как обычно усмехалась «стриженная», а с интересом, именно ему.
- Дверку-то приоткрой, - приветливо махнула рукой златовласка, завладев его вниманием. – Хоть и в храме все, а кричать всё ж не с руки.
Тимур не стал спорить. Чего ж не открыть, не послушать? Приказа сидеть в машине не было. Разблокировав дверцу, на всякий, даже самому не понятно какой, случай осмотрел пустую площадь и легко соскочил с подножки. Девчушка поначалу робко пискнула и отступила на шаг, но не убежала. Восторженно глянула на расправившего плечи эдайца и тут же смутилась, торопясь начать разговор.
- Вона ты какой… А я Лирга! Виделись с тобой на сенокосе. Помнишь? И возле лужи Милкиной…
Парень растерянно слушал суетливую гостью, честно пытаясь припомнить её лицо, а заодно и угадать, к чему это она всё. Лет девятнадцать, невысокая, ладная, глазки озорные… Да мало ли девчонок по селу бегает? Стайками в основном с подружками, сёстрами, соседками… И его уж точно стороной обегают. Чтоб там дядька не говорил, какие бы законы наверху не принимались, а для местных он в первую очередь враг. Врагом и останется, пока матери сыновей-солдат своих убитых помнят. Но эта… прям чудо-чудное. Где живёт, рассказала, и как пройти быстрее, и что в хозяйстве… А теперь про него выпытывать принялась?! Тимур как-то по инерции про имя ответил, про ферму, про шофёрские обязанности… Вопрос о свободном времени и вовсе застал врасплох.
- А тебе зачем? – приседать перед каждым встречным вояки от него не требовали, только не хамить и не дерзить, так что с девчонкой можно было поставить себя на равных.
- Ну… - запнувшись, пожала плечами Лирга. – Вдруг тебе заняться нечем… Так, можем когда и погулять…
Её смущение выглядело очень милым. Потупилась, рукав затеребила… Пленный на мгновение даже проникся: настоящая девушка! Застенчивая, тихая, сразу видно, что поперёк мужа вперёд не полезет. То, что подошла сама, конечно, не в пример. Порядочную дочь семья сама представит. Но ведь это на родине, по обычаю предков… А для местных нравов, очень даже неплохо.
- Родители-то в храме небось. Не попадёт за такое? – ещё ничего не решив, усмехнулся Тимур. – Узнают, шею намылят за то, что к эдайцу бегала. Не страшно тебе?
- А некому узнавать. Брат один, - серьёзно и одновременно просто призналась златовласка. – Да и чего… с нами ведь живёшь, говоришь по- нашему, значит, не дикий, - резонно заключила она.
Ситуация для горца была в новинку. Сельские им брезговали, сторонились, а он… Он предпочитал их не замечать. Но, не смотря на лёгкий раздрай и удивление, отметить, что служба закончилась, парень успел. Значит, личное время тоже вышло, сейчас из храма повалит народ и… Тимур повернулся к девушке, на ходу подбирая слова. Шугать или грубить и в самом деле не хотелось, а ведь, если не уйдёт, то шею намылят уже ему… Но златовласка то ли что-то такое поняла, то ли имела свои опасения:
- Пора мне… А ты тогда, если что… Ну, понял, да? – с надеждой заглянула она в глаза, готовая вот-вот сорваться с места.
- Понял, - эдаец ускорил путанное прощание, и девушка поспешила к храму, чтобы как раз на ступеньках слиться с траурным шествием.