И в этот раз благостная передышка получилась недолгой. Не успел заключенный, как следует покемарить, а за ним уже пришли. Взбодрили электроразрядом, одуревшего и до конца не очухавшегося запихнули в машину и повезли…
— Так, так, так, голубчик… проходите, присаживайтесь, — Рунтор Дарм-Тель оживился и, на секунду задержавшись взглядом на лице горца, достал из стопки документов нужную папку. — Вы, говорят, буянили позавчера, технику ломали… Нехорошо… Зачем же так собственную нацию дискредитировать? Эдайцев и так дикарями считают, зверьём пещерным, а вы, можно сказать, наглядно на стену залезли… Давайте лучше пообщаемся как цивилизованные люди?
— Хазча мере вож… черзе…
— Я по-хорошему хочу, а вы опять за своё… — сокрушённо вздохнул «серая мантия», снимая телефонную трубку. — Будет переводчик, не расстраивайтесь.
Давненько не приходилось на родном языке говорить, дарманское «эльканье» к небу прилипло — не отплюёшься. А тут как раз и самому горло прочистить и время потянуть. Если ещё выражения выбирать позаковыристее, то можно получить дополнительный бонус в виде страдальчески сморщившегося переводчика, а ответы невпопад списать на сложность местного диалекта.
Но, как ни крути, а разговор дознавателю не нравился, впрочем, как и сам эдаец. И никакая вежливость и корректность очевидную реальность перекрыть была не в состоянии. Так зачем же стараться? Тимур покосился на кривящиеся губы храмовника. Ведь по его указке и камера эта «специальная», и карцер и, вообще, всё… А вид делает, что не он это, а система… Положено так с упрямцами и еретиками, ничего личного…
— Тимур, вы осознаёте, что покрывая вербовщицу, совершаете не менее тяжкое преступление? — кисло сморщился «серая мантия», прохаживаясь по кабинету и изредка, без интереса бросая взгляд на подследственного. — Продолжите упираться, и мне придётся разрешить по отношению к вам меры физического воздействия. И… всякое бывает… зачем вам в двадцать лет инвалидность?
— Аз рахма джерче чова… Ирбарэ веж крежча… Ларма дор мэза Эджес-Вух! Пинза одоре…
— Он говорит, что… — переводчик неловко замялся, смягчая выражение, — что в гробу он видел защищать всяких… нечистых, чокнутых баб. А в секте он быть не может, потому что над ним Эджес-Вух. И… ещё адвоката требует.
Дознаватель выдохнул сквозь зубы и устало потёр переносицу.
— Спасибо, Нариш, можете идти. Ваши услуги нам больше не понадобятся.
Оставшись в кабинете с горцем один на один, Рунтор подвинул стул, присаживаясь напротив арестованного:
— Поиграли и хватит. Переводчики, адвокаты… Может из посольства кого-нибудь позвать? — зло прищурился дознаватель. — У тебя же прав как у собаки подзаборной… Знаешь, сколько таких нелегалов за сутки по стране пропадает?
Тимур поднял голову: так, похоже уговоры закончились… Или ещё нет?
— Чего упёрся как баран? Поможешь следствию, и Храм не обидит. С зазнобой твоей проблему уладим, документы выправим, будешь жить как человек, работать на законных основаниях.
— Мне не надо тут… у вас. Мне домой, — угрюмо выдал парень, сообразив, что качать права дальше действительно чревато.
— Это ещё проще, — с готовностью кивнул Рунтор. — Сейчас напишем, на суде подтвердишь и езжай в свою Эдачеру… Сам билет куплю.
— Сразу после суда отпустишь? — недоверчиво поинтересовался Тимур. — Еретика? У всех на виду?
— Ну… может не сразу, — раздражённо потёр висок дознаватель, меряя взглядом дотошного эдайца. — Посидишь месяц, а там удобный случай представится, под амнистию подведём.
— И Единому присягать не надо? — глянул исподлобья пленный.
— Единому… — прикусив губу, замялся Рунтор. — Полагается язычнику веру сменить… Но чёрт с тобой, ради великого блага… Поедешь к себе, как есть… не просветлённым.
— А как же я поеду… через месяц, если «не принявших бога» после приговора в течение недели расстреливают? — склонил голову набок горец.
«Серая мантия» резко встал, переводя дыханье и до побелевших пальцев сжимая край стола.
— Умный, да? — навис он над парнем, буравя взглядом курчавую макушку. — Скажите, пожалуйста… Какой экземпляр! — храмовник растянул губы в брезгливой улыбке. — То есть не только как обезьяна по трубам лазить умеешь и ямы под нужники копать, а ещё и про храмовый кодекс слышал?
Тимур отмолчался. Не рассказывать же, в самом деле, про то, как тётка Кора в своём неуёмном просветительском рвении любого церковника за пояс заткнёт. Хочешь — не хочешь, а слушаешь… и кое-что в башке остаётся.
— Деваться тебе всё равно некуда, — выравнивая тон, пожал плечами Рунтор. — У нас все признаются… Покаяние, смирение духа — столпы Единобожия. Через пару недель и ты, и лейтенантша будете сидеть тут и сопли на кулак наматывать, соревноваться, кто быстрее показания напишет…
Обратная дорога до узилища особых отличий не имела: духота мешка, гул автомобиля, скупые разговоры конвоиров. Тимур постарался отключить гудящее сознание и немного подремать. Время на размышления у него ещё будет, а вот на сон… Снова эта проклятущая лампочка под потолком! При одной только мысли о слепящей, звенящей камере с электрическим полом заломило затылок и захотелось взвыть… Но реальность оказалась иной. Добавив подзатыльник для скорости, арестанта провели мимо прежних апартаментов и поставили носом в стену совсем в другом конце коридора.
— Почему сюда? — осторожно спросил горец, пока гремел замок, и скрипела тяжёлая дверь. — Что там?
— Ишь ты, любопытный какой, — усмехнулся кто-то из служивых за его спиной. — Ну, поди, посмотри…